«Как я сяду поеду на лихом коне

         За Москву-реку покататися,

         Кушачком подтянуся шелковым,

         Заломлю на бочок шапку бархатную,

         Черным соболем отороченную, —

         У ворот стоят у тесовыих

         Красны девушки да молодушки,

         И любуются, глядя, перешептываясь;

         Лишь одна не глядит, не любуется,

         Полосатой фатой закрывается…»

         «На святой Руси, нашей матушке,

         Не найти, не сыскать такой красавицы:

         Ходит плавно – будто лебедушка;

         Смотрит сладко – как голубушка;

         Молвит слово – соловей поет;

         Горят щеки ее румяные,

         Как заря на небе божием;

         Косы русые, золотистые,

         В ленты яркие заплетенные,

         По плечам бегут, извиваются,

         С грудью белою цалуются.

         Во семье родилась она купеческой,

         Прозывается Алёной Дмитревной.»

         «Как увижу ее, я и сам не свой:

         Опускаются руки сильные,

         Помрачаются очи бойкие;

         Скучно, грустно мне, православный царь,

         Одному по свету маяться.

         Опостыли мне кони легкие,

         Опостыли наряды парчевые,

         И не надо мне золотой казны:

         С кем казною своей поделюсь теперь?

         Перед кем покажу удальство свое?

         Перед кем я нарядом похвастаюсь?

         Отпусти меня в степи приволжские,

         На житье на вольное, на казацкое.

         Уж сложу я там буйную головушку

         И сложу на копье бусурманское;

         И разделят по себе злы татаровья

         Коня доброго, саблю острую

         И седельцо браное черкасское.

         Мои очи слезные коршун выклюет,

         Мои кости сирые дождик вымоет,

         И без похорон горемычный прах

         На четыре стороны развеется…»

         И сказал смеясь Иван Васильевич:

         «Ну, мой верный слуга! я твоей беде,

          Твоему горю пособить постараюся.