Запирает Степан Парамонович

         Свою лавочку дверью дубовою

         Да замком немецким со пружиною;

         Злого пса-ворчуна зубастого

         На железную цепь привязывает,

         И пошел он домой, призадумавшись,

         К молодой хозяйке за Москву-реку.

         И приходит он в свой высокий дом,

         И дивится Степан Парамонович:

         Не встречает его молода жена,

         Не накрыт дубовый стол белой скатертью,

         А свеча перед образом еле теплится.

         И кличет он старую работницу:

         «Ты скажи, скажи, Еремеевна,

         А куда девалась, затаилася

         В такой поздний час Алёна Дмитревна?

         А что детки мои любезные —

         Чай забегались, заигралися,

         Спозаранку спать уложилися?»

         «Господин ты мой, Степан Парамонович!

         Я скажу тебе диво дивное:

         Что к вечерне пошла Алёна Дмитревна;

         Вот уж поп прошел с молодой попадьей,

         Засветили свечу, сели ужинать, —

         А по сю пору твоя хозяюшка

         Из приходской церкви не вернулася.

         А что детки твои малые

         Почивать не легли, не играть пошли —

         Плачем плачут, всё не унимаются».

         И смутился тогда думой крепкою

         Молодой купец Калашников;

         И он стал к окну, глядит на улицу —

         А на улице ночь темнехонька;

         Валит белый снег, расстилается,

         Заметает след человеческий.

         Вот он слышит в сенях дверью хлопнули,

         Потом слышит шаги торопливые;

         Обернулся, глядит – сила крестная!

         Перед ним стоит молода жена,

         Сама бледная, простоволосая,

         Косы русые расплетенные

         Снегом-инеем пересыпаны;

         Смотрят очи мутные, как безумные;

         Уста шепчут речи непонятные.