|
Как нехорошо, подумал Датчер, вновь уронив голову на её колени… и это знаток Спинозы, почитатель Джон Мильтона. — Говорит Берлин, — донеслось из радиоприемника. — Город погружен во тьму. Фюрер пока не ответил на ультиматум англичан. На берлинских вокзалах замечены войска, и эшелоны один за другим направляются в сторону польской границы. Радио заиграло песенку «Давай-ка пофлиртуем», а Максина принялась с увлечением рассказывать Долли об их очередной подруге, которая выскочила замуж за семидесятипятилетнего старца, владеющего недвижимостью в виде четырнадцати городских кварталов в центре Кливленда. — Город погружен во тьму, — пробормотал Датчер, устраиваясь поудобнее. Не так уж и плохо, думал он, мчаться сквозь ночь в другую страну, в иной город с новой девушкой — пусть страна эта будет Мексика, город Тиахуаной, а девушка — существом более, чем заурядным. Красивая, полнеющая, чуть грубоватая — одним словом, совсем не та, которую ты избрал бы в спутницы для визита к профессору этики в Амерсте. В любом случае, это гораздо лучше, чем сидеть в одиночестве за стойкой бара. Потерплю ещё десять минут, думал он, затем попрошу остановить машину и выйду, чтобы купить свежую газету. Посмотрим, что они на это скажут. Он чуть повернул голову и зарылся лицом в рыжий мех. Мех источал густой аромат духов, что было гораздо приятнее, чем запах кожи и бензина, господствующий в хвосте машины. — «Князь Матчабелли»… — сказал Датчер. — Эта лиса свалилась в колодец, наполненный до краев «Князем Матчабелли» и там утонула. Прекрасная смерть. Макамер, я рассказывал тебе когда-нибудь о Синтии Мессмор, с которой я учился в классе выпуска 99 года прошлого века и её отношениях с мисс Финч? Она потом вышла замуж за Шамуса Гунана, Члена Окружной Ассамблеи… — Вы что, издеваетесь надо мной? — спросила довольно грубо Максина. Датчер понимал, что надо остановится, но ничего не мог с собой поделать. Он принял сидячее положение и продолжил печально: — Мне не следовало покидать школу в 1899 году, а секс есть не что иное, как опиум для народа. Включи-ка радио, Макамер. Долли укоризненно покачала головой, а Датчер сделал вид, что qlnrphr в окно. Какая низость, подумал он. Я веду себя низко, и мне это нравится. Этой ночью я желаю быть всем… низким, злобным, изящным, величественным, покорным: одним словом — всяким. Я хочу, чтобы жили все мои эмоции. А её я не люблю, и ничего у меня с ней не получится. Но если я смогу сделать так, чтобы она на меня разозлилась, то… — Говорит Париж, — произнес диктор. — Все огни в городе потушены. Кабинет министров заседает непрерывно с шести вечера. Макамер выключил приемник. Датчер чувствовал, что Максина не сводит с него глаз. Он повернул голову, одарил её ласковым взглядом. Девица она красивая, подумал он. Фигура у неё вполне приличная. И, кроме того, мне придется пробыть рядом с ней ещё целые сутки… — И в таком виде вы собираетесь завтра идти на скачки? Без галстука? Датчер подергал воротничок рубашки. Рубашка была в стиле «поло» и на верхнюю пуговицу не застегивалась. — Думаю, что в таком, — ответил он. |
