|
Может быть, он просто все время пьян? — Нет, лейтенант вовсе не пьян, — ответил Уайтджек. — В таком случае, поговорите с ним, сержант. — Может быть, я так и сделаю, — Уайтджек сел на койке, прикрыв нижнюю часть тела полотенцем. — Может быть, и поговорю… — повторил он, глядя с несчастным видом на свой плоский живот. — В армии я стал похож на жирную свинью, — сказал Уайтджек. — В тот день, когда я принимал присягу, окружность моей талии была всего двадцать восемь с половиной дюймов, Теперь же она — тридцать два и три четверти. Да, армия… Возможно, мне не стоило в неё вступать. Лица моей специальности от призыва освобождались, и кроме того я остался единственным кормильцем больной матери. — Так почему же ты решил встать под знамена? — А… — улыбнулся ему Уайтджек, — выходит ты проснулся? Ну и как, сержант? Самочувствие улучшилось? — Чувствую себя отлично. Итак, почему ты решил вступить в армию? — Что же… — Уайтджек в задумчивости поскреб подбородок. — Я долго ждал. Сидел в своей горной хижине и изо всех сил старался держаться подальше от радио. Я ждал…ждал и, наконец, не выдержал. Я спустился в город к маме и сказал: «Знаешь, мама, ждать я больше не могу и поэтому записываюсь в армию». — И когда же это случилось? — На восьмой день, — Уайтджек снова улегся, не забыв взбить подушку. — Нам восьмой день после Пирл-Харбора. — Сержант, — сказал Новак, — сержант Стаис, вы не будете возражать, если я напишу своей девушке, что вы — грек. — Нет, возражать я не буду, — мрачно ответил Стаис. — Но родился я, для вашего сведения, в Миннесоте. — Я это знаю, — сказал Новак, — усердно трудясь над письмом. — Но ведь ваши родители приехали из Греции. Моей девушке будет интересно узнать, что ваши родители греки, а вы бомбили Грецию, и ваш самолет там сбили. — Как прикажешь понимать «моя девушка»? — спросил Уайтджек. — Разве ты не говорил, что она теперь гуляет во Флэшинге, что на Лонг-Айленде с сержантом из Технической службы? — Да, это так, — виновато согласился Новак. — Но мне нравится думать, что она — все ещё моя девушка. — Везет же ребятам, которые остались дома, — мрачно произнес Уайтджек, — они получают нашивки и подбирают всех девиц. Лично я придерживаюсь железного правила — не писать женщине, если расстояние между нами превышает ширину наволочки. — А мне нравится писать девушке во Флэшинг на Лонг-Айленде, — негромко, но упрямо заявил Новак и, обращаясь к Стаису, спросил: — Сколько дней вы провели в горах до того, как вас нашли греческие крестьяне? — Четырнадцать, — ответил Стаис. — И сколько человек из экипажа были ранены? Трое. Трое из семи. Остальные были убиты. — Слушай, Чарли, — вмешался Уайтджек, — может быть, ему вовсе неохота об этом вспоминать. — О, прошу прощения, — Новак поднял глаза, а на его юной thghnmnlhh появилось выражение озабоченности. — Пусть спрашивает, — сказал Стаис, — я не против. |
