|
Николай Аполлонович на мгновенье отпрянул от двери; на мгновенье отчетливо врезались: поворот головы, потный лоб, губы, бачки и глаз, блистающий, как расплавленный камень; дверь захлопнулась; все пропало, щелкнула за дверью задвижка; улепетнул в это место. Николай Аполлонович колотился отчаянно в дверь; и просил – до надсаду, до хрипу: – «Отворите…» – «Пустите…» – И - – «Ааа… ааа… ааа…» Он упал перед дверью. Руки он уронил на колени; голову бросил в руки; тут лишился чувств; топотом на него набежали лакеи. Поволокли его в комнату. Мы ставим здесь точку. Мы не станем описывать, как тушили пожар, как сенатор в сильнейшем сердечном припадке объяснялся с полицией: после этого объяснения был консилиум докторов: доктора нашли у него расширенье аорты. И все-таки: в течение всех забастовочных дней в канцеляриях, кабинетах, министерских квартирах появлялся он – изможденный, худой; убедительно погрохатывал его мощный басок – в канцеляриях, кабинетах, министерских квартирах – глухим, тяготящим оттенком. Скажем только: что-то такое ему доказать удалось. Арестовали кого-то там; и потом – отпустили за ненахожденьем улик; в ход были пущены связи; и дело замяли. Никого не тронули больше. Все те дни его сын лежал в приступах нервной горячки, не приходя в сознание вовсе; а когда пришел он в себя, он увидел, что он – с матерью только; в лакированном доме более не было никого. Аполлон Аполлонович перебрался в деревню и безвыездно просидел эту зиму в снегах, взявши отпуск без срока; и из отпуска выйдя в отставку. Предварительно сыну он приготовил: заграничный паспорт и деньги. Аблеухова, Анна Петровна, сопровождала Николеньку. Только летом вернулась она: Николай Аполлонович не возвращался в Россию до самой кончины родителя. //-- Конец восьмой главы --// ЭПИЛОГ [384 - В эпилоге пунктирно воссозданы впечатления Белого от заграничного путешествия в декабре 1910 – мае 1911 г. (Венеция – Сицилия – Тунис – Египет – Палестина), предпринятого им совместно с его первой женой Анной Алексеевной (Асей) Тургеневой (1890 – 1966).] Февральское солнце на склоне [385 - Белый жил в Тунисе в январе – феврале 1911 г.]. Косматые кактусы разбежались туда и сюда. Скоро, скоро уж из залива к берегу прилетят паруса; летят они: острокрылатые, закачались; в кактусы ушел куполок. Николай Аполлонович в голубой гондуре, в ярко-красной арабской чечье [386 - Пояснения Белого: «Гондура – цветная рубашка арабов ниже колен, на которую накидывается бурнус» (другой вариант: «Длинная рубашка ниже колен, которую арабы носят под плащом»); «Чечья – круглая тунисская феска с длиннейшею кистью» («Путевые заметки», с. 184, 247, 185). Ср.: «Как сейчас стоит в памяти изразцовая комнатка, устланная шелками тахта, кайруанский коврик (…) я в зеленом халате и феске-чечье развивал перед Асей свою философию» (ЛН, с. 425). В письме к А. С. Петровскому от 18 января 1911 г. Белый на рисунке изобразил себя в чечье (ГПБ, ф. 60, ед. xp. 56).] застывает на корточках; предлиннейшая кисть упадает с чечьи; отчетливо вылепляется его силуэт с плоской крыши; под ним – деревенская площадь и звуки «там-там»’а [387 - Пояснение Белого: «Там-там – особый инструмент, напоминающий барабан: в него бьют руками» («Путевые заметки», с. 228).]: ударяются в уши глухим тяготящим оттенком. Всюду белые кубы деревенских домишек; погоняет криками ослика раскричавшийся бербер; куча из веток серебится на ослике; бербер – оливковый. |
