|
Управляющий смирился с необходимостью поставить Для Мегрэ прибор напротив Латыша, который уже готовился приступить к еде и поинтересовался у метрдотеля: - Кому предназначено это место? - Не знаю, месье. Мне приказано... Латыш не стал уточнять. В зал вторглась семья англичан из пяти человек, и появление их несколько разрядило обстановку. Оставив тяжелое пальто и шляпу в гардеробе, Мегрэ направился к столику: прежде чем сесть, он приостановился и даже изобразил нечто вроде приветствия. Петерс, казалось, не видел его. Он словно и не пил те четыре или пять порций абсента. Был холоден, корректен, все движения точны. Ни на секунду он не выказал ни малейшего волнения: взгляд Петерса был устремлен вдаль, и его вполне можно было принять за инженера, погруженного в решение технической задачи. Пил он мало, но выбрал одно из лучших сортов бургундского двадцатилетней выдержки. Да и обед он заказал легкий: омлет с зеленью, эскалоп и сметана. Латыш терпеливо ждал перемены блюд, положив перед собой руки и не обращая внимания на происходящее вокруг. Зал оживал. - У вас отклеились усы, - выпалил вдруг Мегрэ. Петерс не шелохнулся, только несколько секунд спустя как бы случайно коснулся рукой лица, небрежно проведя двумя пальцами по верхней губе. Мегрэ был прав - еще немного, и усы отклеились бы. Комиссар, славившийся в префектуре своей невозмутимостью, сейчас с трудом сохранял хладнокровие. А ведь день только начался и Бог знает какие еще испытания ждали его впереди. Конечно, он не рассчитывал, что Латыш, когда с него ни на минуту не спускают глаз, рискнет как-нибудь себя скомпрометировать. Но ведь сегодня утром Мегрэ заметил в его поведении первые признаки паники. И разве нельзя было надеяться, что его постоянно маячившая перед Латышом фигура - Мегрэ просто застил ему свет - вынудит его совершить нечто необдуманное? Латыш выпил кофе в холле, велел принести ему легкое пальто, вышел на Елисейские поля и после двухчасовой прогулки оказался в зале одного из расположенных неподалеку кинотеатров. Вышел он оттуда только в шесть вечера, не обменявшись ни с кем ни словом, никому не передав никакой записки, не сделав ни одного подозрительного жеста. Удобно устроившись в своем кресле, он внимательно следил за перипетиями какого-то детского фильма. Если бы по дороге к площади Оперы, куда Латыш затем направился выпить аперитив, он обернулся, то заметил бы, что Мегрэ постепенно теряет терпение. Наверное, он мог бы также почувствовать, что комиссара начинают грызть сомнения. Это было тем более похоже на правду, что в течение долгих часов, проведенных в темноте перед экраном, где мелькали кадры, в которых Мегрэ и разбираться-то не хотелось, комиссар не переставал думать о возможности внезапного ареста. Но он прекрасно знал, что его в этом случае ждет. Неопровержимых улик никаких. Зато масса поводов для нападок на судебного следователя, прокуратуру, даже на министров иностранных дел и юстиции! Мегрэ шел, слегка сутулясь. Рана болела, а правая рука окончательно утратила подвижность. А ведь врач ему настоятельно советовал: - Если боль усилится, немедленно приходите. Значит, в рану попала инфекция. Ну и дальше что? Было ли у него время об этом думать? - Полюбуйтесь на это! - заявила утром одна из обитательниц отеля "Мажестик". |
