– Вот это давно пора, – подхватил Губанов. – А то ни проехать, ни пройти…

– “Ауди” – немецкая машина, – заметил Кацнельсон. – А что русскому здорово, то немцу смерть.

– Т-твою мать, – восхитился Губанов. – Развел на территории грязелечебницу и еще хиханьки строит. Слышь, ты, русский, твои орлы мою тачку бульдозером не вытащат?

– Да уже вытащили, наверное, – равнодушно ответил Кацнельсон и закурил.

Губанов заметил, что этот мерзавец даже не особенно скрывает свое торжество по поводу одержанной победы. “Погоди, сволочуга, – подумал майор, вставая. – Эта победа тебе еще боком вылезет, как Бородино Наполеону”.

– Ладно, Семеныч, – сказал он. – Пойду доктора нашего навещу, посмотрю, как дела у его больных.

– Кстати, – подавшись вперед, сказал Кацнельсон. – Доктор на днях выражал недовольство качеством поставляемого оборудования, а потом заходил ко мне и взял копию проекта.., не первоначального, само собой, а усовершенствованного.

Губанов обернулся, стоя у дверей, и ухмыльнулся ему в лицо.

– Что же это ты, Семеныч, – сказал он, – в стукачи метишь?

– Мы партнеры, – ответил Кацнельсон, – и я забочусь о безопасности нашего общего дела. И о своей безопасности тоже, между прочим.

– Это другой разговор, – сказал майор. – Но не волнуйся, я в курсе. Он подходил ко мне с этим. Решил, что ты воруешь по собственной инициативе. Пришлось увеличить число акционеров.

– То есть, теперь он знает?

– Ну да, – раздраженно ответил Губанов. – А как, по-твоему, я должен был поступить?

Кацнельсон пожал плечами.

– Я ведь просто уточнил, – сказал он.

Губанов плюнул и вышел под дождь.

Дорожку оставил, скорее всего, доктор Маслов, а может быть, Кацнельсон или кто-нибудь из “турок”, относивший еду странным и подозрительным пациентам доктора.

Губанов потянул на себя пластину толстого тонированного стекла, заменявшую здесь дверь, и вошел в сумрачный вестибюль. Между делом он вспомнил, что в первоначальном варианте проекта двери главного корпуса были автоматические, оснащенные фотоэлементами, чтобы открывались сами при приближении человека. Удобно, ничего не скажешь, и очень шикарно, прямо как в супермаркете или на бензоколонке, но дороговато. Первоначальный проект был выполнен с большим размахом – чувствовалось, что сделавший его архитектор не привык считать деньги.

Воспоминание об оригинале проекта заставило Губанова недовольно поморщиться, как от зубной боли. О Кацнельсоне он решил пока не думать. В запасе у него было еще два дня до первой обещанной прорабу выплаты – более чем достаточно для того, чтобы все продумать и вынести решение. “А может, заплатить? – вдруг подумал майор. – Швырнуть ему его жалкие деньги, и пусть эта жидовская морда ими подавится”.

Он ухмыльнулся и покачал головой, отвечая своим мыслям. Если он собирался платить Кацнельсону, то это надо было делать сразу, не дожидаясь, когда тот прибегнет к шантажу. Шантаж тем и опасен, что шантажист, добившись первого успеха, уже не может остановиться. Он уверен, что прочно держит вас за горло, и требует еще и еще, пока от вас не останется пустая, высосанная оболочка, легкая и хрупкая, как сброшенный кокон насекомого. Кацнельсону отлично известна общая сумма прибыли, он самолично подсчитал ее до последнего цента и вряд ли успокоится, пока не выдоит Губанова досуха. В данный момент прораб мог и не иметь в виду ничего подобного, но майор Губанов отлично знал, что эта мысль придет.