Итак, внешнеполитический курс Петра на сближение с Пруссией и на подготовку войны с Данией не встречал одобрения большей части правящей элиты России, однако император откровенно игнорировал ее настроения и настойчиво добивался дружбы с прусским королем. Но внешняя политика Петра не пользовалась популярностью не только внутри страны, но и за ее пределами, прежде всего среди участников антипрусской коалиции Австрии и Франции. Перед отечественной дипломатией стояла непростая и деликатная задача обосновать выход России из антипрусской коалиции, который союзники считали предательским поступком.

9 февраля 1762 г., то есть за три дня до обнародования декларации 12 февраля, канцлер Воронцов отправил в Вену послу России Дмитрию Михайловичу Голицину рескрипт, который должен был вооружить князя аргументами при объяснении венскому двору причин выхода России из союза и прекращения войны. По содержанию рескрипт близок к декларации 12 февраля, но он все же содержит существенные отличия: в нем упомянуты обязательства Елизаветы Петровны, данные ей при вступлении России в Семилетнюю войну, сказано об отказе России от получения субсидий австрийского двора, поручено Голицыну твердить венскому двору о том, «не желаем мы жертвовать и всеми в нынешнюю войну приобретениями, которые, однако, России столь много и иждевения стоили». Наконец, в рескрипте одной из причин выхода России из войны названо опустошение казны, о чем нет упоминания в декларации: «Сколь свято ни почитаем принятые для настоящей войны обязательства государынею императрицею, нашею любезною теткою, и сколь ни желали бы оные во всей силе содержать, но в настоящем состоянии дел по причине несносного в империи нашей истощения денежной казны и людей находим мы сии обязательства весьма тягостными; итак, для пользы и благосостояния наших подданных при счастливом начатии государствования нашего, желая видеть конец толь долгое время продолжающемуся кровопролитию, не хотим умедлить объявить сие участвующим с нами в сей войне союзным дворам. Мы довольно предусматриваем, что такое наше, хотя и на самой справедливости основанное, намерение сперва, однако ж, покажется союзным дворам, а паче венскому, странным и потому, конечно, будут происходить всякие противные толкования, но, предпочитая всему на свете благосостояние государств наших, не можем мы инако поступать и для того довольствуемся желать, чтоб и союзники сии правду в рассуждении собственных их земель равно признали». Далее следует заявление об отказе от субсидий венского двора, о намерении удержать за собой земли, приобретение которых стоило России «много крови и иждивения». Это обязательство противоречило подлинным намерениям императора, возвратившего все завоеванное Фридриху II. Равным образом, подлинным намерением Петра III противоречила и фраза рескрипта о том, что «поспешествованию мирной негоциации лучше всего начать оную перемирием» — Петр изо всех сил, как сказано выше, старался как можно скорее заключить мир.

В Вене на разъяснение русского посланника Голицына вице-канцлер Коллоредо и министр Кауниц не дали прямого ответа, заявив, что будут, хотя и не были противником мира, советоваться с союзниками. Наконец, австрийский посланник в Петербурге граф Мерси заявил: венский двор не против мира, но он не слышит заявлений противника, то есть прусского короля, о готовности заключить мир. Что касается австрийского дома, то он, будучи на протяжении многих лет верным союзником России, не может «себе вообразить, что петербургский двор переменит самый существенный пункт своей политической системы, именно нарушением союза с австрийскою монархиею».