|
В итоге австрийский двор выдвинул встречные условия заключения мира: «Если император всероссийский примет способы, сходные с правосудием, чистосердечием и с уважением должными той державе, которая издавна была ему искреннею союзницею, если склонит он короля прусского к изъяснению его намерений и видов, если, наконец, употребит средства беспристрастные, то может быть уверен, что скоро достигнет своей цели и достигнет ее честным образом, достойным государя, на которого теперь всея Европа обратила свои взоры в ожидании, какое мнение она должна принять о его правилах и намерениях».
Худ. Антуан Пэн. Портрет Фридриха II Прусского. Германия, XVIII в. Холст, масло. Государственный Эрмитаж, Санкт-Петербург
Фридрих II, узнав о переговорах России с Австрией, тут же попросил императора дать гарантии тому, чтобы не только земли, захваченные им у Австрии, но и те, которые он успеет захватить, останутся за Пруссией, на что Петр III ответил: «Я в восторге и готов на все; но я буду просить ваше величество заключить такое же условие со мной: обеспечить за мной то, что я буду в состоянии взять у датчан». Король согласился, причем заявил, что он будет гарантировать удовлетворения нетолько просимого, но и добиваться чести способствовать всем мероприятиям императора. Австрийский двор решил склонить к себе симпатию Петра III и предложил ему деньги и войска против Дании, но император отказался от его услуг: «Деньги мне не нужны, я надеюсь один управиться со своими врагами, а понадобится помощь стану искать ее в другом месте, только не в Вене». Таким образом, реакцию Австрии на переориентацию внешней политики Петра III можем оценить так: его сепаратные переговоры о мире с Фридрихом II без ведома королевы Марии-Терезии; разумеется, ущемляли ее престиж, но она это стерпела, поскольку и сама не была противницей установления мира. Более того, Австрия, ради сохранения союза с Россией, готова была оказывать ей новые услуги, отвергнутые императором. На предложение Австрии оказать помощь России в предстоящей войне с Данией, Петр III ответил: «Деньги мне не нужны, я надеюсь управиться с своими врагами, а понадобится помощь, стану искать ее в другом месте, только не в Вене». По-иному реагировала на выход России из Семилетней войны Франция. Дело в том, что Франция, в отличие от Австрии, являвшейся традиционным союзником России и дорожившей этим союзом, напротив, в течение многих десятилетий находилась в лагере ее противников и только накануне Семилетней войны силою обязательств оказалась ее союзницей. Враждебной она оставалась и после окончания Семилетней войны: «Отправляя ко двору Екатерины своего посла Бретейля, Людовик XV, совершенно так же, как раньше указал, что цель французской политики в отношении России „заключается в устранении ее, насколько возможно, от европейских дел… Вы должны поддерживать все партии, которые, несомненно, возникнут при этом дворе. Только при наличии внутреннего раздора Россия будет иметь меньше возможностей (вмешиваться. — Н. П.) в намерения и планы других держав… Необходимо воспрепятствовать России принять участие в войне против меня, против моих союзников и особенно не допустить ее выступления против моих намерений на случай королевских выборов в Польше“». Этими соображениями французская дипломатия руководствовалась, когда русский посланник при версальском дворе граф Петр Григорьевич Чернышев сообщил французскому министру иностранных дел герцогу Шаузелю декларацию о мире между Россией и Пруссией. Тот не преминул высказать свое удивление и раздражение: «Как без всякого предварительного сношения с союзниками система, казавшаяся твердо установленною вдруг и до основания разрушена!» «Мой король, — продолжал Шаузель, — всегда предпочитал интересы союзников интересам собственной страны». |
