Ответная декларация французского двора была наполнена суровыми оценками поступков российского императора. В ней противопоставлялось благородство и честность своего короля предательству и измене императора: «Король счел бы для себя виновным в измене, если б принял участие в тайных переговорах; король получил бы свою и своего государства славу, если бы покинул своих союзников; король верен, что каждый из них с своей стороны останется верен тем же принципам. Король не может забыть главного закона, предписанного государям от Бога, — верности договорам и точности в исполнении обязательств».

Охлаждение отношений между Россией и Францией было вызвано еще одним, на этот раз внешне пустяковым обстоятельством, поскольку оно носило церемониальный характер. В Петербурге потребовали от иностранных дипломатов, чтобы они первыми нанесли визит дяде императора голштинскому принцу Георгию, вызванному Петром III в столицу империи сразу же после своего вступления на престол. Представители Франции, Австрии и Испании ответили, что они нанесут визит принцу только после того, как принц известит их о своем прибытии. Тогда им было объявлено, что они не будут допущены на аудиенцию к императору. Завязался спор, закончившийся тем, что шведский, датский и английский министры уступили требованиям петербургского двора и нанесли визит принцу Георгию, а французский министр Брейтель, опираясь на поддержку министра иностранных дел Шуазеля, продолжал упорствовать.

27 мая 1762 г. Чернышев доносил: «Здешний двор сам довольно видит неблагоразумие свое в этом деле, но, зайдя так далеко, из гордости и упрямства своего отступать стыдится; итак, определено: Брейтеля из Петербурга отозвать и назначить его послом к шведскому двору». Шуазель объявил Чернышеву, что в Петербург вместо отзываемого посланника будет назначен дипломат рангом ниже — поверенный в делах или резидент. Чернышев объявил ответ, что отъезжает из Франции, оставляя вместо себя поверенного в делах секретаря посольства. Так закончился церемониальный конфликт, реанимировавший во второй половине XVIII столетия дипломатию XVI–XVII вв., когда церемонии определяли престиж государства и послы стояли насмерть, требуя их пунктуального выполнения.

Если Франция в XVII и особенно в XVIII столетии считала Россию своей соперницей за влияние на европейском континенте и всячески препятствовала ее возвышению, науськивая Швецию и Турцию к военным с нею конфликтам, то между Англией и Россией с XVI века установились прочные экономические связи: Россия поставляла владычице морей Англии материалы, необходимые для кораблестроения — мачтовый лес, пеньку для канатов, а также поташ, получая взамен промышленные изделия — сукна, краски и колониальные товары: кофе, сахар, пряности.

Во время Семилетней войны Англия участвовала в ней в качестве союзницы Пруссии, то есть была страной, враждебной России. Впрочем, Британия и на этот раз сохранила обыкновение загребать жар чужими руками — на театре военных действий не было ни одного британского солдата и ее участие ограничивалось выдачей Фридриху II финансовых субсидий. Обстоятельства, сложившиеся на международной арене после вступления на престол Петра III, как выше было сказано, превратили Пруссию в дружественную России страну. Последовало и изменение отношений с Англией. Британский премьер-министр Бют пошел на откровенный разговор с русским посланником в Лондоне князем Александром Михайловичем Голицыным, заявив ему, что, во-первых, прусский король при настоящих своих бедственных обстоятельствах не может ласкать себя надеждой получить мир без значительных уступок из своих владений; во-вторых, пришло время серьезно подумать, о том, что «здешний двор не может вечно воевать в угоду его величеству», то есть прусскому королю; в-третьих, Бют считал, что прусский король зря рассчитывает на помощь России: «Я не могу думать, — сказал он, — чтоб император променял своих естественных союзников на короля Пруссии»; в-четвертых, Бюта интересовал вопрос, «какую часть из прусских завоеваний государь ваш хочет за собой удержать».