|
- Шапку-то, шапку, головку напечет! - слабо крикнула вслед царица. Никита Зотов стоял перед ней истово и прямо, как в церкви, - расчесанный, чистый, в мягких сапожках, в темной из тонкого сукна ферязи, - воротник сзади торчал выше головы. Благообразное лицо с мягкими губами и кудрявой бородой запрокинуто от истовости. Благостный человек - и говорить нечего. Скажи ему: кинься, Никита, на нож, - кинется. Предан больше собачьего, но уж больно светел, легок духом. Не таков бы нужен был дядька норовистому мальчику. - Ты, Никита Моисеевич, побольше с ним божественное читай. А то он и на царя-то не похож... Ведь не оглянешься, - скоро уж женить... До сих пор не научился стопами шествовать, - вое бегает, как простой... Ну - вон, гляди... Смотря в окно, царица слабо всплеснула руками. По двору бежал Петр, спотыкаясь от торопливости. За ним - долговязые парни из дворцовой челяди, - с мушкетами и топориками на длинных древках. На земляном валу, - потешной крепостце, построенной перед дворцом, - за частоколом стояли согнанные с деревни мужики в широких немецких шляпах. Белено им было также держать во рту трубки с табаком. Испуганно глядя на бегущего вприскочку царя, они забыли, как нужно играть. Петр гневно закричал петушиным голосом. Наталья Кирилловна с содроганием увидела Петенькины бешеные, круглые глаза. Он вскарабкался на верх крепостцы и, сердясь, ударил несколько раз мушкетиком одного из потешных мужиков, втянувшего голову в плечи. - Не по его - так и убьет, - проговорила Наталья Кирилловна, - в кого только нрав у него горячий? Игра пошла сызнова. Выстраивая долговязых парней с топориками, Петр опять рассердился, что его плохо понимают. Это была беда: горячась, он начинал говорить неразборчиво, захлебывался торопливостью, точно хотел сказать много больше того, чем было слов на языке. - Что-то головка стала у него так дергаться? - сказала Наталья Кирилловна, со страхом глядя на сына. И вдруг заткнула уши. Мужики в крепостце выкатили дубовую пушку, которую по строгому приказу царицы заряжали - чем помягче: пареной репой или яблоками, и выстрелили. И тотчас, побросав оружие, воздели руки - в знак того, что сдаются. - Нельзя сдаваться! Биться должны! - кричал Петр, крутя и тряся головой. - Сначала! Все сначала!.. - Никита Моисеевич, затвори-ка окошко, очень шумят, голова разболелась, - проговорила царица. Закрылось цветное окошко. Наталья Кирилловна склонила голову и чуть шевелила пальцами, перебирая афонские четки, святые раковинки. Тоскливо. От горя и слез за эти годы Наталья Кирилловна постарела, только брови да когда-то огненные темные глаза остались от ее красоты. Всегда была в черном, покрытая черным платком. Так в Угличе когда-то жила царица Марья Нагая, с несчастным Димитрием... Не стряслось бы и здесь такой же беды. |
