В
сенях, на лестницах появились, протирая опухшие глаза, боярские дети из
мелкопоместных, худородных, - стольники, приписанные Софьей к Петрову
дворцу. Был здесь и Василий Волков, - отец его расшиб лоб о пороги,
добился для сына чести. Житье было сытное, легкое, жалованье - шестьдесят
рублей в год. Но - скучно. Стольники спали почитай что круглые сутки.
Колокол звонил к вечерне. Царя нигде не было. Стольники побрели его
искать на двор, в огороды, на луг к речке. На подмогу им царица послала
десятка два мамок поголосистее. Обшарили, обаукали всю местность, - нет
царя нигде. Батюшки, уж не утонул ли? У стольников дремоту как рукой
сняло. Повскакали на неоседланных коней, рассыпались по вечернему полю,
крича, зовя. Во дворце поднялся переполох. Старушонки торопливо зашептали
по всем углам: "Непременно это ее рук дело - Соньки... Давеча какой-то
человек ходил круг дворца... И нож у него видели за голенищем... Зарезали,
зарезали нашего батюшку-кормильца..." Наталью Кирилловну довели этим
шепотом зловещим до того, что, обезумев, выбежала она на крыльцо. Из
темных полей тянуло дымком, тыркали дергачи в сырых ложбинах. Вдали над
черным Сокольничьим бором появилась тускловатая мрачная звезда. Пронзилось
тоской сердце Натальи Кирилловны; заломив руки, она закричала:
- Петенька, сын мой!
Василий Волков, гоня на коне вдоль реки, наехал на рыбачий костер, -
рыбаки повскакали с испугом, чугунок с ершами опрокинулся в огонь. Волков
спросил, задыхаясь:
- Мужики, царя не видали?
- Давеча не он ли проплыл в лодке?.. Кажись, гребли прямо на Кукуй. У
немцев его ищите...
Ворота в слободе были еще не заперты. Волков помчался по улице туда,
где толпились немцы. С верха он увидел царя и рядом с ним длинноволосого,
среднего роста человека с растопыренными, как у индюка, полами короткого
кафтана. В одной руке - на отлете - он держал шляпу, в другой - трость и,
смеясь вольно, - собачий сын, - говорил с царем. Петр слушал, грыз ноготь.
И все немцы стояли бесстыдно вольно. Волков соскочил с коня, протолкался я
стал перед царем на колени.
- Милостивый государь, царица матушка убивается: уж бог знает, что про
вас думали. Извольте идти домой - вечерню стоять...
Петр нетерпеливо дернул головой вбок - к плечу.
- Не хочу... Убирайся отсюда... - И, так как Волков продолжал истово
глядеть на него с колен, царь загорелся, ударил его ногой. - Прочь пошел,
холоп!
Волков поклонился низко и хмуро, не глядя на засмеявшихся, степенной
рысью поехал докладывать царице. Благодушный немец с двойным розовым
подбородком - в жилете, в вязаном колпаке и вышитых туфлях - виноторговец
Иван Монс, вышедший из аустерии, чтобы взглянуть на молодого царя, вынул
изо рта фарфоровую трубку.
- Царскому величеству у нас приятнее, нежели дома, у нас веселее...
Стоявшие кругом иноземцы, вынув трубки, закачали головами, подтвердили
с добродушными улыбками:
- О да, у нас веселее...
И ближе придвинулись - слушать, что говорил длинному, с длинной,
детской шеей царю нарядный человек в пышно завитом парике - Франц Лефорт. |