..
Вернешься победителем, - кто тогда слово скажет? Перестанем скрываться от
стыда... Верю, верю - бог нам поможет против хана. - Софья слезла с
постели и глядела снизу вверх в его отвернутые глаза. - Вася, я тебе
боялась сказать... Знаешь, что еще шепчут? "В Преображенском, мол, сильный
царь подрастает... А царевна, мол, только зря трет спиной горностай..." Ты
мои думы пожалей... Я нехорошее думаю. - Она схватила в горячие ладони его
задрожавшую руку. - Ему уже пятнадцатый годок пошел. Вытянулся с
коломенскую версту. Прислал указ - вербовать всех конюхов и сокольничих в
потешные. А сабли да мушкеты у них ведь из железа... Вася, спаси меня от
греха... В уши мне бормочут, бормочут про Димитрия, про Углич... Чай, грех
ведь это? (Василий Васильевич выдернул руку из ее рук. Софья медленно,
жалобно улыбнулась.) И то, я говорю, грех и думать о таких делах... То в
старину было... Вся Европа узнает про твои подвиги. Тогда его бояться уж
нечего, пусть балуется...
- Нельзя нам воевать! - с горечью воскликнул Василий Васильевич. -
Войска доброго нет, денег нет... Великие прожекты! - эх, все попусту! Кому
их оценить, кому понять? Господи, хоть бы три, хоть бы два только года без
войны...
Он безнадежно махнул кружевной манжетой... Говорить, убеждать,
сопротивляться, - все равно - было без пользы.
7
Наталья Кирилловна ругала Никиту Зотова: "Да беги же ты за ним, да
найди ты его, - со двора убежал чуть свет, лба не перекрестил, и куска во
рту не было..."
Найти Петра не так-то было просто, - разве в роще где-нибудь начнется
стрельба, барабанный бой, - значит там и царь: балуется с потешными.
Никиту сколько раз брали в плен, привязывали к дереву, чтобы не надоедал
просьбами - идти стоять обедню или слушать приезжего из Москвы боярина.
Чтобы Никита не скучал у дерева, Петр приказывал ставить перед ним штоф
водки. Таи понемногу Зотов стал привыкать к чарочке и уж, бывало, сам
просился в плен под березу. Возвращаясь к Наталье Кирилловне сокрушенный,
он разводил руками:
- Силов нет, матушка государыня, не идет сокол-то наш...
Играть Петр был горазд - мог сутки без сна, без еды играть во что ни
попало, было б шумно, весело, потешно, - стреляли бы пушки, били барабаны.
Потешных солдат из царских конюхов, сокольничих и даже из юношей изящных
фамилий было у него теперь человек триста. С ними он ходил походами по
деревням и монастырям вокруг Москвы. Иных монахов пугали до полусмерти:
полуденный зной, когда на березе не шелохнется листок, лишь грузно гудят
пчелы под липами и одолевает дремота, из лесочка вдруг с бесовскими
криками выкатываются какие-то в зеленых кафтанах, видом - не русские, и
бум-тарарах - бьют из пушек деревянными ядрами в мирные монастырские
стены. И еще страшнее монахам, когда узнавали в длинном, вымазанном в
грязи и пороховой копоти, беспокойном вьюноше - самого царя.
Служба в потешном войске была тяжелая - ни доспать, ни доесть. |