Часовщик Пфефер сунул
длинный, как морковь, нос в табакерку и принялся чихать, сорвав с себя
парик, взмахивал им над лысым черепом. Умора, как это было смешно! Петр
раскачивался, опрокидывая длинными руками посуду вокруг себя. Руки до того
казались длинны, - стоит потянуться через стол, и можно запустить пальцы в
волосы Анхен, сжать ее голову, губами испытать ее смеющийся рот... И опять
у него раздувалась шея, тьма застилала глаза.
Когда солнце склонилось за мельницы и в раскрытые окна повеяло
прохладой, Лефорт подал руку восьмипудовой мельничихе, фрау Шимельпфениг,
и пошел с нею в менуэте. Округло поводя рукой, он встряхивал обсыпанными
золотой пудрой локонами, приседал и кланялся, томно закатывал глаза. Фрау
Шимельпфениг, удовлетворенная и счастливая, плыла в огромных юбках, как
сорокапушечный корабль, разукрашенный флагами. За этой парой двинулись все
гости из залы в огород, где в клумбах были выведены цветами вензеля
именинника, кусты и деревца перевязаны бантами с цветами из золотой и
серебряной бумаги и дорожки разделены шахматными квадратами...
После менуэта завели веселый контрданс. Петр стоял в стороне, грыз
ноготь. Несколько раз дамы, низко присев перед ним, приглашали танцевать.
Он мотал головой, бурча: "Не умею, нет, не могу..." Тогда фрау
Шимельпфениг, сопровождаемая Лефортом, подала ему букет, - это означало,
что его выбирали в короли танцев. Отказаться было нельзя. Он покосился на
веселые, но твердые глаза Лефорта и судорожно схватил даму за руку. Лефорт
на цыпочках вывернутых ног помчался к Анхен и стал с ней напротив Петра
для фигуры контрданса. Анхен, держа в опущенных руках платочек, глядела,
точно просила о чем-то. Оглушительно звякнула медь литавров, бухнул
барабан, запели скрипки, трубы, веселая музыка понеслась в вечереющее
небо, пугая летучих мышей.
И опять, как давеча со свиньями, у него все сорвалось, стало жарко,
безумно. Лефорт кричал:
- Фигура первая! Дамы наступают и отступают, кавалеры крутят дам!
Схватив фрау Шимельпфениг за бока, Петр завертел ее так, что роба, шлеп
и фижмы закрутились вихрем. "Ох, мейн готт!" - только ахнула мельничиха.
Оставив ее он заплясал, точно сама музыка дергала его за руки и ноги. Со
сжатым ртом и раздутыми ноздрями, он выделывал такие скачки и прыжки, что
гости хватались за животы, глядя на него.
- Третья фигура, - кричал Лефорт, - дамы меняют кавалеров!
Прохладная ручка Анхен легла на его плечо. Петр сразу поджался, буйство
затихло. Он мелко дрожал. И ноги уже сами несли его, крутясь вместе с
легкой, как перышко, Анхен. Между деревьями перебегали огоньки плошек,
зажигаемых пороховой нитью. Сердито шипя, взвилась ракета. Два огненных
шнурочка отразились в глазах Анхен.
- Ах, - шепнула она тоненьким голосом. - Ах, это чудно красиво!.. Ах,
Петер, вы прекрасно танцуете...
Со всех концов сада поднимались ракеты. Завертелись огненные колеса,
засветились транспаранты. Как пушки, лопались бураки, трещали швермеры,
сыпались искряные фонтаны. |