|
Налево стоял долговязый Петр, - будто на святках одели мужика в-царское платье не по росту. Бояре, поднося ко рту платочек, с усмешкой поглядывали на него: несуразный вьюноша, и стоять не может, топчется, как гусь, косолапо, шею не держит... Софья по крайней мере понимает державный чин. Под ногами, чтобы выше быть, скамеечка. Лик покойный, ладони сложены на груди, и руки, и грудь, плечи, уши, венец жарко пылают камнями. Будто - сама, владычица Казанская стоит под шатром... А у этого, у кукуйского кутилки, желваки выпячены с углов рта, будто так сейчас и укусит, да - кусачка слаба... Глаз злой, гордый... И - видно всем - и в мыслях нет благочестия... Обедня отошла. Засуетились церковные служки. Заколебались хоругви, слюдяные фонари, кресты и иконы, поднятые на руках. Сквозь раздавшихся бояр и дворян двинулся крестный ход. Патриарх, поддерживаемый дьяконами, поклонился царям, прося их взять, по обычаю, образ Казанской владычицы и идти на Красную площадь к Казанскому собору. Московский митрополит поднес образ Ивану. Царь ущипнул редкую бородку, оглянулся на Софью. Она, не шевелясь, как истукан, глядела на луч в слюдяном окошечке... - Не донесу я, - сказал Иван кротко, - уроню... Тогда митрополит мимо Петра поднес образ Софье. Руки ее, тяжелые от перстней, разнялись и взяли образ плотно, хищно. Не переставая глядеть на луч, она сошла со скамеечки. Василий Васильевич, Федор Шакловитый, Иван Милославский, - все в собольих шубах, - тотчас придвинулись к правительнице. В соборе стало тихо. - Отдай... (Все услышали, - сказал кто-то невнятно и глухо.) Отдай... (Уже громче, ненавистнее.) - И, когда стали глядеть на Петра, поняли, что - он... Лицо - багровое, взором крутит, как филин, схватился за витой золотой столбик шатра, и шатер ходил ходуном... Но Софья лишь чуть приостановилась, не оборачиваясь, не тревожась. На весь собор, отрывисто, по-подлому, Петр проговорил: - Иван не идет, я пойду... Ты иди к себе... Отдай икону... Это - не женское дело... Я не позволю... Подняв глаза, сладко, будто не от мира сего, Софья молвила: - Певчие, пойте великий выход... И, спустясь, медленно пошла вдоль рядов бояр; низенькая и пышная. Петр глядел ей вслед, длинно вытянув шею. (Бояре - в платочек: смех и грех.) Иван, осторожно сходя вслед сестре, прошептал: - Полно, Петруша, помирись ты с ней... Что ссоритесь, что делите... 12 Шакловитый, подавшись вперед на стуле, пристально глядел на Василия Васильевича. Сильвестр Медведев в малиновой шелковой рясе, осторожно беря и покусывая холеную воронова крыла бороду, тоже глядел на Голицына. В спальне на столе горела одна свеча. Страусовые перья над балдахином кровати бросали тени через весь потолок, где кони с крыльями, летучие младенцы и голоногие девки венчали героя с лицом Василия Васильевича. Сам Василий Васильевич лежал на лавке, на медвежьих шкурах. Его знобила лихорадка, подхваченная еще в крымском походе. |
