Петр сладко похрапывал. Из широких голландских штанов
торчали его голые, в башмаках набосо, тощие ноги. Раза два потер ими, во
сне отбиваясь от мух. И это в особенности удручило Льва Кирилловича...
Царство - на волоске, а ему, вишь, мухи надоедают...
Бояре нынче уже громко говорили в Кремле: "Петру - прямая дорога в
монастырь. Кутилка, солдатский кум, в зернь в кабаке проиграет царский
венец". По Кремлю снова шатались пьяные стрельцы, нагло подбоченивались,
когда мимо проходил кто-либо из верхних. Софья, страшная хмельными этими
саблями, безумствовала. Бесславный воитель, Голицын, мрачный, как ворон,
сидел у себя в палатах, обитых медью, допускал перед очи одного
Шакловитого да Сильвестра Медведева. Все понимали, что сейчас либо уходить
ему от дел со срамом, либо кровью добывать престол. Над Кремлем нависла
грозовая туча...
А этот в лодке спит, - хоть бы ему что...
- А, дяденька. Кот Кириллыч, здравствуйте!
Петр сел на край лодки, обгорелый, грязный, счастливый. Глаза слегка
припухли, нос лупится, кончики едва пробившихся усиков закручены...
- Зачем приехал?
- За тобой, государь, - строго ответствовал Лев Кириллович, - и не за
милостью какой-нибудь, а такие сейчас дела, что быть тебе в Москве
непременно, без тебя не вернусь...
Полное лицо Льва Кирилловича задрожало, на висках из-под шапки выступил
пот. Петр изумленно взглянул: эге, видно, дела там плохи, если ленивый
дядюшка так расколыхался. Петр перегнулся через край лодки и горстью
напился воды, поддернул штаны.
- Ну, ладно, приеду на днях...
- Не на днях, - сегодня. Часу нельзя терять (Лев Кириллович
придвинулся, едва доставая до уха племяннику). - В прошлую ночь под самым
Преображенским, на той стороне Яузы, обнаружили в кустах более сотни
стрельцов в засаде. (Ухо и шея Петра мгновенно побагровели.) У нас
преображенцы на карауле всю ночь фитили жгли, кричали в рожки... Те-то и
постереглись переходить речку... А уж после в Москве слышали, - стрелец
Овсей Ржов рассказывал: у них так сговорено, - как учинится в
Преображенском дворце ночью крик, то быть им готовым и, кого станут давать
из дворца, тех рубить, кто ни попал...
Петр вдруг закрыл рукой глаза, - пальцы так и втиснулись. Лев
Кириллович продолжал рассказывать про то, как Шакловитый пускает по
базарам крикунов - подговаривать голодный народ идти громить
Преображенское.
- Народ стал отчаянный, одна забота - дорваться, грабить. А Софья
только и ждет новой смуты... Ее ближние стрельцы на Спасской башне к
набатному колоколу уж и веревку привязали. Они бы давно ударили, да
стрелецкие полки, гостиные сотни да посады сумневаются: набат-то всем
надоел. |