А ныне бояре его
с головой хотят выдать за крымское бесчестье... Накачают нам Петра на
шею...
- Ну, это тоже... Погодят! Нам по набату не в первый раз подниматься...
- Тише ори. - Гладкий притянул Овсея за вороти - едва слышно:
- Одним набатом нам не спастись, хоть и всех побьем, как семь лет тому
назад, а корня не выведем... Надо уходить старую медведицу... И медвежонку
чего спускать? За чем дело стало? И его на рогатину, - надо себя спасать,
ребята...
Темны, страшны были слова Никиты Гладкого. Овсей задрожал. Чермный
налил из штофа в оловянные стаканчики.
- Это дело без шума надо вершить... Подобрать полсотни верных людей,
ночью и запалить Преображенское. В огне их ножами возьмем - чисто...
8
Стрелецкие полки уже давно разместились по слободам, ополченцы-помещики
вернулись в усадьбы, а по Курской и Рязанской дорогам все еще брели в
Москву раненые, калеки и беглые. Толпясь на папертях, показывали страшные
язвы, раны и с воем протягивали милосердным людям обрубки рук,
отворачивали мертвые веки.
- Щупайте, православные, - вот она, стрела, в груди...
- Милостивцы, оба глаза мои вытекли, по голове шелопугой били меня
бесчеловечно, - о-о-о!
- Нюхай, купец, гляди, по локоть рука сгнила...
- А вот у меня из спины ремни резали...
- Язвы от кобыльего молока... Жалейте меня, благодетели!..
Ужасались добрые прихожане на такое невиданное калечество, раздавали
полушки. А по ночам в глухих местах находили людей с отрезанными головами.
Грабили на дорогах, на местах, в темных переулках". Толпами искалеченные
воины тянулись на московские базары.
Но не сытно было и в Москве. В гостиных рядах много лавок,
позакрывалось, иные купцы обезденежели от поборов, иные-до лучшего времени
припрятывали товары и деньги. Все стало дорого. Денег ни у кого нет. Хлеб
привозили - с мусором, мясо червивое. Рыба и та стала будто бы мельче,
постнее после войны. Всем известный пирожник Заяц выносил на лотке такую
тухлятину, - с души воротило. Появилась дурная муха, - от ее укусов у
людей раздувало щеки и губы. На базарах - не протолкаться, а смотришь, -
продают одни банные веники. Озлобленно, праздно, голодно шумел огромный
город.
9
Михаил Тыртов, осаживая жеребца, поправил шапку. Красив, наряден,
воротник ферязи - выше головы, губы крашены, глаза подведены до висков.
Кривая сабля звенит о персидское стремя. С крыльца к Михаилу перегнулся
Степка Одоевский:
- Ты прислушайся, что говорят... Не послушав - не кричи...
- Ладно.
- Так и руби: царица, мол, да Лев Кириллович весь хлеб скупили, Москву
нарочно голодом морят... Да про дурную муху не забудь, - с ихнего, мол,
волшебства...
- Ладно...
Тыртов, взглянув холодными глазами между ушей жеребца, нагнулся и во
весь мах пустил его в открытые ворота. На улице обдало пылью, вонью. |