На
Алешкины деньги (три рубля с полтиной) Бровкин купил телку добрую - за
полтора рубля, овцу - три гривенника с пятаком, четырех поросят по три
алтына, справил сбрую, поставил новые ворота и у мужиков под яровое снял
восемь десятин земли, дав рубль деньгами, ведро водки и обещав пятый сноп
с урожая.
Стал на ноги человек. Подпоясывался не лыком по кострецу, а московским
кушаком под груди, чтобы выпирал сытый живот. Шапку надвигал на самые
брови, бороду задирал. Такому поклонишься. И еще говорил: "Погоди, по
осени съезжу к сыну, возьму денег, - мельницу поставлю". Волковский
управитель его уже не тыкал - Ивашкой, но звал уклончиво Бровкиным. От
барщины освободил...
И сыновья - помощники - подрастали. Яков всю эту зиму ходил в соседнюю
деревню к дьячку - учился грамоте, Гаврилка вытягивался в красивого парня,
меньшой, Артамошка, тихоня, был тоже не без ума. Детьми Ивашку бог не
обидел. К дочери, Саньке, уж сватались, но по нынешнему положению отдавать
ее за своего брата - мужика-лапотника, - это еще надо было подумать...
В июле прошел слух, что войско возвращается из Крыма. Стали ждать
ратников, отцов и сыновей. По вечерам бабы выходили на пригорок - глядеть
на дорогу. От бродящего божьего человека узнали, что в соседних деревнях
действительно вернулись. Начали бабы плакать: "Наших-то побили..." Наконец
появился на деревне ратник Цыган, весь зарос железной бородой, глаз выбит,
рубаха, портки сгнили на теле.
Бровкин с семьей ужинали на дворе, хлебали щи с солониной. В ворота
постучали: "Во имя отца и сына и святого духа..." Ивашка опустил ложку,
подозрительно поглядел на ворота.
- Аминь, - ответил. И громче: - Мотри, у нас кобели злые, постерегись.
Яшка отодвинул щеколду, и вошел Цыган. Оглядел двор, семейство и,
раскрыв рот с выбитыми зубами, - гаркнул хрипло:
- Здорово! - Сел на чурбан у стола. - На прохладе ужинаете? В избе
мухи, что ли, надоедают?
Ивашка зашевелил бровями. Но тут Санька самовольно пододвинула Цыгану
чашку со щами, вытерла передником ложку, подала.
- Откушай, батюшка, с нами.
Бровкин удивился Санькиной смелости... "Ужо, - подумал, - за косы
возьму!.. Эдак-то всякому кидать наше добро..." Но спорить постеснялся.
Цыган был голоден, ел, - жмурился...
- Воевали? - опросил Бровкин.
- Воевали... (И опять - за щи.)
- Ну как все-таки? - повертевшись на скамье, опять спросил Бровкин.
- Обыкновенно. Как воюют, так и воевали.
- Одолели татар-то?
- Одолели... Своих под Перекопом тысяч двадцать уложили, да столько же,
когда назад шли...
- Ах, ах, - Бровкин покачал головой. - А у нас говорят: хан покорился
нашим...
Цыган открыл желтые редкие зубы.
- Ты тех, кто в Крыму гнить остался, спроси, как нам хан покорился...
Жара, воды нет, слева - гнилое море, справа - Черное, пить эту воду
нельзя, колодцы татары падалью забили... стоим за Перекопом - ни вперед,
ни назад. |