Мы протолкнули Последнего-из-Могикан через калитку и довели по дорожке до крыльца. А вот взбираться по лестницам свиньи, оказывается, совсем не способны. Но в конце концов мы всё-таки втащили поросёнка на крыльцо, а оттуда в переднюю.

Там мы его крепко-накрепко привязали к вешалке для шляп.

— Поздравляю с новосельем! — сказал я. — Чувствуйте себя как дома.

Он, наверное, и правда почувствовал себя как дома, потому что первым делом нагадил прямо на пол.

— Не мог уж сделать свои дела на улице, — сказал я. Надо же, какой он оказался некультурный.

— Ничего, потом подотрём, — сказал Стаффан. — Постепенно он приучится соблюдать чистоту в жилом помещении. А теперь давай устроим ему постель.

Мы решили, что пока Бродяга в больнице, Последний-из-Могикан будет жить в нашей с Лоттой комнате. Мы освободили большую бельевую корзину, где Лотта держала своих кукол, и положили туда вместо одеяла купальный халат Оскара — по совету Стаффана.

— Свиньи, в отличие от собак, не линяют, — сказал он. — Так что за халат можно не беспокоиться.

Такое разъяснение специалиста меня успокоило. Да я и сам видел, что волос у Последнего-из-Могикан почти что и нету.

Ещё мы поставили около корзины глубокую тарелку с водой.

— Ну вот, теперь он заживёт, как король, — сказал Стаффан и принялся насвистывать какой-то бодрый мотивчик.

Вроде бы всё было сделано. А что дальше? Спать ложиться ему было ещё рано, а кормить мы его уже кормили.

— Наверное, ему не мешало бы выкупаться, — неуверенно предложил я. Я боялся, что Еве он может показаться довольно-таки грязным, если даже про нас ей казалось, что мы должны мыться и утром, и вечером. А Последний-из-Могикан был весь в земле, и пахло от него, если уж честно, не очень приятно.

— Отличная мысль, — сказал Стаффан. — Неумытого поросёнка невозможно держать в доме, среди приличной мебели.

Мы пустили тёплую воду, наполнили ванну до половины и подлили туда немножко Евиного жидкого мыла — пены получилось полно. Так и хотелось туда залезть.

Потом мы пошли за Последним-из-Могикан, который уже умудрился стрясти с вешалки все шляпы и шапки и улёгся на любимой кепке Оскара.

Затащить его в ванную комнату было непросто, а уж запихнуть в воду — прямо-таки невозможно. Уж не знаю, как нам удалось его затолкать — он плюхнулся и встал на ноги.

Сначала он стоял смирно — наверно, от удивления, что очутился вдруг весь целиком в тёплой воде. Мы взяли щётку и начали скрести его жесткую щетину. Стаффан весело распевал. Наверно, на пятачок поросёнку попала пена, потому что он принялся вдруг так чихать, что всё вокруг забрызгал пеной.

— Когда чихаешь, надо прикрывать рот, — сделал ему замечание Стаффан.

С мытьём всё сошло отлично. Мы вынули затычку и подождали, пока стечёт вода.

— А теперь его надо под холодный душ, чтоб не замёрз, когда выйдет, — решительно постановил Стаффан.

Я взял шланг, открыл холодную воду и начал поливать разомлевшего поросёнка. Он завизжал, будто его режут. А дальше его уже невозможно было удержать.

Уперевшись задними ногами в коврик на дне ванной, он стал карабкаться, перевесился через край и шлёпнулся, будто скользкий тюлень, на пол, кое-как поднялся на ноги, наконец оттолкнулся, с грохотом вылетел в дверь и помчался в комнаты, всё время визжа как резаный.

Он на хорошей скорости влетел в гостиную и начал там метаться, точно ошпаренный, хотя никто его не ошпаривал, а, наоборот, освежили. Он метался среди мебели, натолкнулся на журнальный столик, где стояла ваза с цветами, ваза грохнулась прямо ему на голову и разбилась.