Но этот раз был другим. Нат сам впустил меня.

Его глазами я видела море: большие сине-зеленые волны набегали на золотой берег, их гул звучал как дыхание земли.

Я видела верную Норри перед собой, а за ней друзей, которым поверила в Лондоне: Пенебригга и самого Ната.

А потом я чудом увидела себя глазами Ната: я спорила с ним у свечи, стояла на глазах у Невидимого колледжа, осваивала песню за песней. И каждая картинка шла со смесью эмоций: отчаяние, смятение, восхищение, уважение, нежность, желание. И все их сплетала в одно вера в меня, что казалась настоящим чудом.

Ничто еще так не пугало и не успокаивало меня. Во мне пробудились смелость и сила.

Сжимая руку Ната, я слышала магию двери. И я победоносно открыла ее песней.

Холодный голубой свет залил часть Ямы. Нат был прав: нас и воронов разделяла решетка. Но и я была права: за железными прутьями были сотни птенцов тенегримов, их голодные рты были красными, как кровь.

Мы захлопнули за собой дверь, и птенцы пропали из виду.

Глава тридцать седьмая

ПРАВДА

Мы прижались спинами к двери, переводя дыхание. Я мысленно с благодарностью помолилась. Тяжелая железная дверь заглушала птенцов тенегримов.

Но моя благодарность угасла, когда я вернула рубин на шею. Сознание очистилось, и я поняла, что сделала. Я спела песнь лунного шиповника. Прочитала разум Ната. Применила Дикую магию.

Как я могла быть такой беспечной?

Я вдруг ощутила невыносимую усталость и заставила себя посмотреть на рубин. Слабый свет показал то, что я ощутила, когда вернула камень на место. Сияющую поверхность камня пересекала трещина.

Не фатальная. Не в этот раз. Но камень теперь был хрупким, дрожь пронзала меня, и это пугало.

— Не стоило читать твои мысли, — сказала я Нату.

— Не извиняйся, — сказал он, не поняв меня. — Это я тебя заставил. Только так я мог тебя спасти.

К моему удивлению, он покраснел, напоминая, что чтение разума требовало цены не только от меня, Нат платил вдвойне. Он позволил мне увидеть его душу. Все его чувства были открытыми.

Это я понимала. Я могла сказать ему, что он значил для меня…

— Нат, — начала я. Слабость уступала, и возвращалась сила.

Что-то слева щелкнуло и двинулось.

Нат в тревоге указал туда.

— Часы!

На стене в голубом свете мерцал золотой диск. Он был украшен звездами, планетами и знаками зодиака, а черные стрелки указывали на время.

Нат понимал, что это означало.

— До заката семь минут!

— Так близко? — поразилась я.

— Да. Нужно спешить. Где гримуар?

Не было времени думать о том, что было между нами, о цене, которую мы заплатили. Я оглядела длинную комнату. Окон не было, зато виднелась еще одна дверь, что была больше той, через которую мы вошли. Это явно был главный вход в комнату, на двери было много замков. Я не сомневалась, что за ней стоят стражи.

А гримуар?

Нат подошел к двери, а я повернулась к другой части комнаты. Со странной смесью облегчения и отвращения я узнала место, что видела глазами Скаргрейва. Часть стены сияла голубым. Выступ из камня напоминал стол. А в центре был источник света: потрепанная бежевая книга, прикованная к камню.

— Вот он, — тихо сказал Нат. — Гримуар.

Я дрожала. Я вспомнила ужасное ощущение пребывания в разуме Скаргрейва, как я касалась гримуара его руками, и…

Нет. Я не должна вспоминать. Я должна думать о настоящем. Теперь я смотрела на гримуар своими глазами. И теперь это была не воля Скаргрейва.

Я прошла к гримуару.

— Шесть минут, — предупредил Нат.

Я должна спеть.