Ей казалось, что у них с Владой всё хорошо — не так, как раньше, но любые отношения развиваются и проходят разные стадии. Вот и у них сейчас был следующий этап — непростой, но по-своему прекрасный. Вот только в нём почти полностью отсутствовала интимная близость — сначала из-за нелёгкой беременности Марии, потом из-за иных причин... Из этих кирпичиков-причин вырастала стена, разделявшая их. Мария не могла смириться со своим новым телом, которое никак не хотело возвращаться к прежним формам. С одной стороны, она не была неухоженной клушей: когда Ксюша оставалась под присмотром няни, она имела возможность посещать фитнес-зал и салон красоты, ездить по магазинам одежды. А с другой... Это не особенно помогало. Её аппетит, разыгравшийся на последних месяцах перед родами, не унимался и после них. Это был даже не столько физический голод, сколько эмоциональная потребность в чем-нибудь вкусненьком. Из родильного отделения она выписалась с весом восемьдесят девять килограммов, а когда Ксюше исполнился год, весила уже девяносто семь. Опять этот проклятый центнер. Её привычная норма в шестьдесят восемь — семьдесят килограммов теперь казалась нереальной и недостижимой. Тогда она носила сорок шестой — сорок восьмой российский размер, а сейчас еле влезала в пятьдесят шестой.

Собственное тело казалось ей жирным и уродливым. Как можно было хотеть эти целлюлитные ляжки? Эти трясущиеся, как холодец, складки сала на боках? А этот дряблый живот с обвисшей после родов и так и не пришедшей в норму кожей, испещрённой растяжками — кому это покажется красивым и сексуальным? Убрать эти излишки и подтянуть живот могла бы абдоминопластика, но сердце Марии могло не выдержать наркоза. Для неё теперь вообще любая операция под общей анестезией была практически под запретом.

Как когда-то она под любыми предлогами избегала близости с мужем, так теперь ускользала и от объятий Влады. Как она вообще могла лечь с ней в постель — такой подтянутой, стройной? Владислава тоже посещала спортзал и успела неплохо подкачать бицепсы — получились красивые, сильные руки, которые обнимали крепко и до головокружения сладко. Да и остальное тело она проработала — словом, держала себя в форме. Дошло до того, что при ней Марии даже раздеваться неловко было.

«Как я могла себя так распустить? — с горечью и негодованием думала Мария. — Докатиться до такого?» А между тем на диету садиться пока было нельзя, она ещё кормила Ксюшу грудью. От всех этих мыслей только сильнее хотелось запихнуть в себя пироженку или слопать ведёрко мороженого. А ещё Мария питала слабость к пицце и пасте. Она могла легко обходиться без мяса, но мучное обожала. Она страстно любила русские блины — как у мамы. Кухарка такие печь не умела, и Мария могла сама настряпать целую гору и тут же половину этой горы умять с каким-нибудь джемом или сладким йогуртом. А вареники с картошкой и жареным лучком, а пельмешки, а хинкали? А хачапури с яйцом и сыром? Всё это она умела готовить не менее виртуозно, чем блины. Боже, Боже, как она устала от этого помешательства на еде — и не могла его прекратить!

Она моментально вспыхивала и заводилась от поцелуев Влады, но от мысли о собственном огромном, складчатом теле желание умирало, как морозом схваченное. Она чувствовала себя слонихой: навалится на Владу и задавит своим весом.

— Машуль... Иди ко мне, я соскучилась по тебе, — ласково соблазняла Владислава, обнимая её своими красивыми сильными руками.

— Владя... У меня... живот болит. Прости, мне надо в ванную, — сдавленно пробормотала Мария.

Она выскользнула из рук Влады и закрылась в ванной.