— Надолго? — чуть слышно спросила Владислава.

— Я не знаю пока. Не могу сказать. Ты не переживай... И не вздумай тут пить! — Мария покосилась на дверцу бара со спиртным, куда Владислава только что убрала бутылку.

— Я не буду, Машунь, — слабо, невесело усмехнулась та. — Не бойся.9. Жена декабриста

— Нда, голубушка, ну и разнесло тебя, — проговорила мама, наливая Марии чай. — Что правда, то правда.

Она никогда особой деликатностью не отличалась, но Марии было горько не от её слов, а от сознания, что всё так и есть. И что всё это никуда не годно.

У матери был новый мужчина — Лев Егорович, весьма респектабельный, седоусый дяденька, полковник в отставке. Этот был уж точно не альфонс, имел неплохую пенсию и помогал Любови Григорьевне в домашнем хозяйстве, ухаживал за садиком у дома, выращивал цветы и помидоры. Они даже поставили две теплицы для овощей и разбили грядки на участке. «О, глянь, какие! — с гордостью похвасталась мама, принеся в дом полную корзинку спелых помидоров — крупных, красивых, образцово-показательных, как с картинки. — Это мы с Лёвушкой вырастили. Хобби у него такое. А что? Полезное увлечение, свои овощи никогда не помешают, всё лучше, чем покупные!» Цветник у дома тоже был великолепен и радовал глаз, около него стоял столик со скамеечками под навесом, где сейчас они и пили чай. Ксюша была уложена на дневной сон, с ней охотно нянчился Лев Егорович, давно мечтавший о внуках, вот только взрослые дети пока не торопились его порадовать. Усатый дяденька понравился девочке, у него было уютное пузико, румяные щёки и ласковые глаза. Он будто сошёл с картинки на упаковке кефира «Весёлый молочник». В «женские разговоры» он тактично не вмешивался: то проходил мимо с каким-нибудь садовым инструментом, то включал колодезный насос и качал в бочку воду для полива, чтоб согрелась. Жили они с мамой пока без официального оформления отношений, но подумывали всё-таки расписаться.

— А чему ты удивляешься, доча? — сказала мама, помешивая изящной ложечкой чай и накладывая в розетки смородиновое варенье собственного приготовления. — Думаешь, только у мужиков так? Всем ласки и тепла хочется. Не будешь давать — будет искать на стороне то, чего дома нету.

— То есть, я же и виновата. — Мария горько скривила уголок губ, тёплых от чая и кисловато-сладких от варенья.

— А хто? — иронично вскинула бровь мама. — Нет, я её, конечно, не оправдываю, — добавила она, сделав глоток чая и аккуратно, чуть жеманно поставив чашку. — И разговаривать друг с дружкой надо, проблемы обсуждать... Надо, кто ж спорит. Только ты, дочь, того... Как это у вас, у молодёжи, говорится? Загоняешься ты, вот. Нет, это ж надо, а? Она тебя в постель чуть ли не на руках тащит, и так с тобой, и этак, и танцы с бубном, и без бубна, а ты — «ой, я жЫЫЫрная, нихачу-нибуду...» Нет, конечно, если тебе хочется — возьмись и похудей, чтоб саму себя уважать. Это дело хорошее, только если не во вред здоровью. Но и тараканов в голове потравить тоже надо.

Мама отправила в рот сахарное печенье в форме кренделька, запила чаем. Сама она тоже была аппетитной дамой, заполняя собой приличное пространство на скамейке. Её глубокое и широкое, как горнолыжный склон, декольте горделиво и с достоинством вздымалось при дыхании, и проходивший мимо с садовыми ножницами Лев Егорович скосил на него глаза. В душу Марии начало закрадываться подозрение, что он и курсировал мимо них по этой траектории именно ради сего зрелища.

— Я считаю так: красота — она изнутри идёт. В голове она. Любить себя надо! Чувствуешь себя красивой — будешь красивой, и никакие килограммы не станут помехой.