– А какие газеты разрешены?

– Юнг, скажи дону Альберту, какие газеты выходят. Вы же их продаете.

Юнг принялся перечислять газеты с интонацией уличного разносчика:

– «Пренса», «Сьеро», «Нотисьеро универсаль», «Коррео Каталан», «Солидаридад насьональ», «Вангуардиа» и «Диарио де Барселона».

– «Солидаридад насьональ»?

– Прежде она называлась «Солидаридад обрера». Тогда это была газета анархистов, а теперь – фалангистов.

– Да, правда, читать особенно нечего, – заключил Росель, окидывая удивленным взглядом прозорливицу Магду.

– Однако надо быть справедливым. Среди всего этого мусора международный раздел «Вангуардии» выгодно выделяется. Сообщения зарубежных корреспондентов, Аугусто Ассии например, очень неплохи, а во время войны газета сочувствовала союзникам.

– Зато главный редактор газеты в каждой статье лижет задницу Победоносной Жабе…

– Ну, это другое дело.

– Не могу читать газет. Не могу играть на рояле.

Росель скрестил на груди руки и обвел всех взглядом, призывая в свидетели своего полного бессилия. И засмеялся коротко, чтобы все поняли: шутка, а когда все рассмеялись, он посмеялся немножко вместе со всеми, а потом разом снова стал серьезным и задумчивым. Сестрицы переглянулись, чудной все-таки этот музыкант, а Андресу вспомнился ботаник, с которым он познакомился на фронте, этот студент-ботаник знал по-каталонски названия всех растений и всех насекомых, он был похож на Роселя, как один дятел на другого дятла, и умер от воспаления легких во время осады Теруэля.

– Сеньору Альберту необходимо пианино.

Андрес сказал это Кинтане.

– Пианино.

– Пианино.

– Пианино.

Будто эхо пронеслось по террасе и долетело даже до стариков Бакеро, которые переглянулись так, словно могли внести свою лепту в решение проблемы.

– Этой руке необходимо снова пятьдесят раз в день проигрывать «Скерцо си-бемоль минор», номер два, Шопена.

И Росель показал всем свою правую руку.

– Почему именно правой руке?

– Потому что это фундаментальное упражнение для правой руки, особенно та часть, где вступает вторая тема. Это одно из обязательных произведений фортепианного репертуара.

– Немного у вас будет возможностей играть такое, разве что на концертах или по радио, – осмелилась высказаться Офелия по поводу будущего, которое ожидало Роселя.

– Наоборот, все больше и больше оркестров играют на улицах. А теперь кое-где и самим жителям разрешили снова устраивать ночные гулянья в канун праздников. В будущем году, например, – да что там в будущем году, всего через три месяца, – в июле эту улицу подготовят для оркестров и певцов. Я в прошлом году была на гулянье в Поб-ле-Сек и Грасии.

– Но… но…

Негодованию Андреса мешает только восторженное поклонение, которое он испытывает к девушке.

– Но сеньор Росель играет совсем другую музыку.

– А это что же – не музыка?

– Как можно сравнивать, все равно что телегу с каретой.

– Знаешь, Андрес, что я тебе скажу? Довольно меня уже били и по голове, и по чему попало. Теперь я хочу танцевать, и все дела. Музыка со всякими такими тонкостями – для тех, кто ее понимает, пусть они слушают. Мы за эти годы грустного наслушались по горло, хватит с меня, нагоревалась я и наплакалась вот по сих пор.

И она подняла руку над головой, показывая, до какой степени она нагоревалась, а потом той же рукой схватила сестру и потащила танцевать фокстрот, уводя в танце по террасе туда, где рождались сумерки, к изгороди, отделявшей дом номер девять от дома номер семь.