|
Однако встревоженный шепот из темноты привел блаженствующего агента в чувство: - On sonne! Q'est que ce? (Звонят! Что это? (фр.) Анисий дернулся, сразу все вспомнил и высвободился из мягких, но в то же время удивительно цепких объятий. Условный сигнал! Капкан захлопнулся! Ай, как нехорошо! Как можно было забыть о долге! - Пардон, - пробормотал он, - ту де сюит ( Извините, я сейчас (фр.). В темноте нащупал свой индийский халат, нашарил ногами туфли и кинулся к двери, не оборачиваясь на настойчивый голос, все задававший какие-то вопросы. Выскочив в коридор, запер дверь ключом на два оборота. Всё, теперь никуда не упорхнет. Комната непростая - со стальными решетками на окнах. Когда ключ скрипнул в замке, на сердце тоже противно скрежетнуло, но долг есть долг. Анисий резво зашаркал шлепанцами по коридору. На верхней площадке лестницы заглянувшая в окно коридора луна выхватила из темноты спешащую навстречу белую фигуру. Зеркало! Тюльпанов на миг замер, пытаясь разглядеть в потемках свое лицо. Полно, он ли это, Анишка, дьяконов сын, брат идиотки Соньки? Судя по счастливому блеску глаз (больше все равно ничего видно не было) - никак не он, а совсем другой, незнакомый Анисию человек. Открыв дверь в спальню "Ахмад-хана", он услышал голос Эраста Петровича: - ...За все проказы ответите сполна, господин шутник. И за рысаков банкира Полякова, и за "золотую речку" купца Патрикеева, и за английского лорда, и за лотерею. А также за вашу циничную выходку в мой адрес и за то, что я по вашей милости пятый день ореховой настойкой мажусь и в дурацком тюрбане хожу. Тюльпанов уже знал: когда надворный советник перестает заикаться, признак это нехороший - либо господин Фандорин пребывает в крайнем напряжении, либо чертовски зол. В данном случае, очевидно, последнее. В спальне декорация была такая. Пожилая грузинка сидела на полу возле кровати, ее монументальный нос странным образом съехал набок. Сзади, свирепо насупив редкие брови и воинственно уперев руки в бока, возвышался Маса, одетый в длинную ночную сорочку. Сам Эраст Петрович сидел в углу комнаты, в кресле, и постукивал по подлокотнику незажженной сигарой. Лицо его было бесстрастно, голос обманчиво-ленив, но с такими потаенными громовыми перекатами, что Анисий поежился. Обернувшись на вошедшего помощника, шеф спросил: - Ну, что птичка? - В клетке, - молодецки отрапортовал Тюльпанов и помахал ключом с двойной бородкой. "Дуэнья" посмотрела на триумфально поднятую руку агента и скептически покачала головой. - А-а, господин евнух, - сказала кривоносая таким звучным, раскатистым баритоном, что Анисий вздрогнул. - Плешь вам к лицу. - И показала, гнусная карга, широкий красный язык. - А вам бабский наряд, - огрызнулся уязвленный Тюльпанов, поневоле дотронувшись до своего голого скальпа. - Б-браво, - оценил находчивость ассистента Фандорин. - Вам же, господин Валет, я бы посоветовал не бравировать. Дела ваши плохи, ибо на сей раз попались вы крепко, с поличным. *** Третьего дня, когда на гулянии "княжна Чхартишвили" появилась в сопровождении дуэньи, Анисий поначалу растерялся: - Вы говорили, шеф, их только двое, Пиковый валет и девица, а тут вон еще старуха какая-то объявилась. - Сами вы старуха, Тюльпанов, - процедил "принц", церемонно раскланиваясь с встречной дамой. - Это он, наш Момус, и есть. Виртуоз маскировки, ничего не скажешь. Только ноги для женщины великоваты, да и взгляд больно жесткий. Он это, он, голубчик. Больше некому. - Берем? - азартно прошептал Анисий, делая вид, что отряхивает снег с плеча господина. - За что? Ну, девица, положим, засветилась на лотерее, и есть свидетели. А этого-то и в лицо никто не знает. За что его арестовывать? За то, что старухой нарядился? Нет уж, он мне, долгожданный, по всей форме должен попасться. |
