|
Тогда святой отшельник, не поднимая глаз, сказал голосом звучным и ясным: - Иди-ка сюда, Самсон. Жду тебя. В тайной книге про тебя написано. - И ткнул пальцем в гравюру, изображавшую Гулливера в окружении гуигнгнмов. Сторожко ступая, в часовню вошла вся честная компания: почтеннейший Самсон Харитоныч, крепко держащий за руку отрока Паисия, Кузьма и два давешних мужика, которые тащили пухлый рогожный мешок. Старец пронзил Еропкина грозным взглядом единственного глаза из-под всклокоченной брови и вскинул десницу. Одна из свечей, повинуясь этому жесту, внезапно шикнула и погасла. Паук охнул и руку отрока выпустил - что и требовалось. Со свечой трюк был простой, но впечатляющий. Момус сам его когда-то изобрел на случай затруднений при карточной игре: свечи с виду обычные, но фитилек внутри воска свободно скользит. Необычный фитилек, длинный, и внизу через щель стола продет. Левой рукой незаметно под столом дернешь, свеча и гаснет (на перевязи, у Момуса, понятное дело, "кукла" висела). - Знаю, знаю, кто ты и каков ты, - сказал отшельник с недоброй усмешкой. - Давай сюда мешок свой, кровью и слезами наполненный, клади... Да не на стол, не на книгу волшебную! - прикрикнул он на мужиков. - Под стол кидайте, чтоб я ногой хромою его попрал. Тихонько потолкал мешок ногой - тяжелый, черт. Поди, все рублишки да трешницы. Пуда на полтора, не меньше. Но ничего, своя ноша не тянет. Суеверен Еропкин и умом не больно востер, но мешок за здорово живешь не отдаст. Тут одних чудес мало. Психология нужна: натиск, скорость, неожиданные повороты. Не давать очухаться, задуматься, приглядеться. Эх, залетные! Старец погрозил Еропкину пальцем, и тут же погасла вторая свеча. Самсон Харитоныч перекрестился. - Ты мне тут не крестись! - страшным голосом гаркнул на него Момус. - Руки отсохнут! Или не ведаешь, к кому пришел, дурень? - Ве... ведаю, отче, - просипел Еропкин. - К отшельнику святому. Момус, запрокинув голову, зловеще расхохотался - точь-в-точь Мефистофель в исполнении Джузеппе Бардини. - Глуп ты, Самсон Еропкин. Ты монеты в кладе сосчитал? - Сосчитал... - И сколько их было? - Шестьсот шестьдесят шесть. - А голос тебе откуда был? - Из-под земли... - Кто из-под земли-то говорит, а? Не знаешь? Еропкин в ужасе присел - видно, ноги подкосились. Хотел перекреститья, но побоялся, проворно спрятал руку за спину, да еще на мужиков оглянулся - не крестятся ли. Те не крестились, тоже тряслись. - Нужен ты мне, Самсон. - Момус перешел на задушевный тон и чуть-чуть придвинул мешок ногой. - Мой будешь. Мне станешь служить. Он хрустко щелкнул пальцами, погасла третья свеча, и сразу сгустилась тьма под мрачными сводами. Еропкин попятился. - Куда?! В камень превращу! - рыкнул Момус и опять, работая на контраст, перешел к вкрадчивости. - Да ты меня, Самсон, не бойся. Мне такие, как ты, нужны. Хочешь денег немерянных, против которых твой паршивый мешок - горстка праха? - Презрительно пнул рогожу ногой. - Мешок твой с тобой останется, не трясись. А я тебе сто таких дам, хочешь? Или мало тебе? Хочешь больше? Хочешь власти над человеками? Еропкин сглотнул, но ничего не сказал. - Произнеси слова Великой клятвы, и навсегда будешь мой! Согласен?! Последнее слово Момус рявкнул так, чтоб оно как следует пометалось меж древних стен. Еропкин вжал голову в плечи и кивнул. - Ты, Азаэль, стань от меня по левую руку, - приказал старец отроку, и тот перебежал за стол, встал рядышком. - Как погаснет четвертая свеча, повторяйте за мной слово в слово, - наказал таинственный старец. - Да не на меня пяльтесь, вверх смотрите! Убедившись, что все четверо будущих слуг Лукавого послушно задрали головы, Момус загасил последнюю свечу, зажмурился и толкнул Мими в бок: не смотри! Еще раз ухнул из темноты: - Вверх! Вверх! Одной рукой подтянул к себе мешок, другой приготовился нажать на кнопочку. |
