|
- задумчиво произнес Эраст Петрович. - Я бы заподозрил здесь какую-нибудь аферу, но у Еропкина такая репутация, что никто из московских с ним связываться не осмелился бы. Это з-злодей и мерзавец, каких свет не видывал. Давно на него зуб точу, да жаль, Владимир Андреевич трогать не велел. Говорит, злодеев много, всех не пересажаешь, а этот щедро в городскую казну дает и на благотворительность. Так человеческим голосом птица с ним говорила? И золотое кольцо в клюве? Дайте-ка взглянуть. Взял у Тюльпанова "Полицейскую сводку городских происшествий", стал читать отчеркнутое. - Хм. "Во всех слухах поминается "блаженный отрок, лицом чист, златоволос и в рубахе белее снега"". Где это видано, чтобы юродивый был лицом чист в рубахе б-белее снега? И, смотрите-ка, тут еще написано: "Отнестись к сему слуху как к полной выдумке препятствует удивительное подробство деталей, обычно досужим вымыслам не свойственное". Вот что, Тюльпанов, возьмите-ка у Сверчинского пару-тройку филеров и установите негласное наблюдение за домом и выездом Еропкина. Причин не объясняйте, скажите - распоряжение его сиятельства. Валет не Валет, а какая-то хитроумная интрига здесь угадывается. Разберемся в этих святых чудесах. Последнюю фразу надворный советник произнес на явно мажорной ноте. Известие о волшебной черной птице подействовало на Эраста Петровича чудодейственным образом. Он загасил сигару, бодро потянулся, а когда Маса внес поднос с кофейными принадлежностями, сказал: - Ты кофей вон Тюльпанову подай. А мы с тобой что-то давненько на мечах не т-тренировались. Японец весь просветлел, грохнул поднос на стол, так что черные брызги полетели, и опрометью кинулся вон из кабинета. Пять минут спустя Анисий стоял у окна и, ежась, наблюдал, как во дворе, хищно переступая на чуть согнутых ногах, топчут снег две обнаженные фигуры в одних набедренных повязках. Надворный советник был строен и мускулист, Маса плотен, как бочонок, но без единой жиринки. Оба противоборца держали в руках по крепкой бамбуковой палке с круглой гардой на рукояти. Убить такой штуковиной, конечно, не убьешь, но покалечить очень даже можно. Маса выставил вперед руки, устремив "меч" вверх, истошно завопил и скакнул вперед. Звонкий щелчок дерева о дерево, и противники опять закружили по снегу. Бр-р-р, - передернулся Анисий, отхлебнул горячего кофею. Шеф ринулся на коротышку, и стук дубинок слился в сплошной треск, а мелькание затеялось такое, что у Тюльпанова зарябило в глазах. Впрочем, схватка длилась недолго. Маса плюхнулся на зад, схватившись за макушку, а Фандорин стоял над ним, потирая ушибленное плечо. - Эй, Тюльпанов! - весело крикнул он, обернувшись к флигелю. - Не хотите п-присоединиться? Я научу вас японскому фехтованию! Нет уж, подумал Анисий, прячась за стору. Как-нибудь в другой раз. - Не желаете? - Эраст Петрович зачерпнул пригоршню снега и с видимым наслаждением принялся втирать его в поджарый живот. - Тогда ступайте, займитесь заданием. Хватит бездельничать! Каково, а? Как будто это Тюльпанов два дня кряду в халате просидел! *** Донесение Его высокоблагородию г-ну Фандорину 26 февраля, 2-ой день наблюдения Прошу извинения за почерк - пишу карандашом, а листок на спине агента Федорова. Доставит записку агент Сидорчук, а третьего, Лациса, я посадил дежурить в сани на случай внезапного отъезда объекта. С объектом творится что-то непонятное. В конторе не был ни вчера, ни сегодня. От повара известно, что со вчерашнего утра в доме живет блаженный отрок Паисий. Ест много шоколаду, говорит, что можно, что шоколад нескоромный. Нынче рано утром, еще затемно, объект куда-то ездил на санях в сопровождении Паисия и трех слуг. На Якиманке оторвался от нас и ушел в сторону Калужской заставы - очень уж у него тройка хороша. Где был, неизвестно. Вернулся в восьмом часу, с медной старой кастрюлей, которую нес сам, на вытянутых руках. |
