Изменить размер шрифта - +
Хотите...
- Нет, ваше высокоблагородие! - очнувшись, завопил Анисий. - Я ничего больше не хочу! Мне и так более чем достаточно! Я молчал не в том смысле... - Он запнулся, не зная, как закончить.
- Отлично, - кивнул Эраст Петрович. - Стало быть, мы договорились. И первое задание вам будет такое: на всякий случай, ибо береженого Бог бережет... Последите-ка недельку-другую за газетами. И еще я распоряжусь, чтобы от полицеймейстера вам ежедневно присылали на просмотр "Полицейскую сводку городских происшествий". Обращайте внимание на все примечательное, необычное, подозрительное и докладывайте мне. А вдруг этот самый Момус еще нахальнее, чем нам п-представляется?

***

Денька через два после этой исторической беседы, ознаменовавшей решительный поворот в анисиевой жизни, Тюльпанов сидел за письменным столом в домашнем кабинете начальника, просматривал свои пометки в газетах и "Полицейской сводке", готовился к отчету. Был уже двенадцатый час, но Эраст Петрович еще не выходил из спальни. В последнее время он вообще что-то хандрил, был неразговорчив и интереса к тюльпановским находкам не проявлял. Молча выслушает, махнет рукой, скажет:
- Идите, Тюльпанов. На сегодня п-присутствие окончено.
Нынче к Анисию заглянул Маса - пошептаться.
- Сафсем прохо, - сказал. - Ноть не спит, дзень не кусяет, дзадзэн и рэнсю не дзерает.
- Чего не делает? - тоже шепотом спросил Анисий.
- "Рэнсю" - это... - Японец изобразил руками какие-то быстрые, рубленые движения и одним махом вскинул ногу выше плеча.
- А, японскую гимнастику, - сообразил Тюльпанов, вспомнив, что раньше по утрам, пока он читал в кабинете газеты, надворный советник и камердинер удалялись в гостиную, сдвигали столы и стулья, а после долго топали и грохотали, то и дело издавая резкие, клекочущие звуки.
- "Дзадзэн" - это вот, - объяснил далее Маса, плюхнулся на пол, подобрал под себя ноги, уставился на ножку стула и сделал бессмысленное лицо. - Поняр, Тюри-сан?
Когда Анисий отрицательно помотал головой, японец ничего больше объяснять не стал. Сказал озабоченно:
- Баба надо. С баба прохо, без баба есё худзе. Думаю, хоросий бордерь ходичь, с мадама говоричь.
Тюльпанову тоже казалось, что меланхолия Эраста Петровича связана с исчезновением из флигеля графини Адди, однако от столь радикальной меры, как обращение за помощью к хозяйке борделя, по его мнению, следовало воздержаться.
В разгар консилиума в кабинет вошел Фандорин. Был он в халате, с дымящейся сигарой в зубах. Масу послал за кофеем, у Анисия скучливо спросил:
- Ну что там у вас, Тюльпанов? Опять будете мне рекламу новых технических чудес з-зачитывать? Или, как вчера, про кражу бронзовой лиры с гробницы графа Хвостова?
Анисий стушевался, потому что и в самом деле отчеркнул в "Неделе" подозрительную рекламу, превозносившую достоинства "самоходного чудо-велосипеда" с каким-то мифическим "двигателем внутреннего сгорания".
- Отчего же, Эраст Петрович, - с достоинством возразил он, подыскивая что-нибудь повнушительней. - Вот в "Сводке" за вчерашнее число имеется любопытное сообщение. Докладывают, что по Москве ходят странные слухи о какой-то волшебной черной птице, которая слетела с небес к действительному статскому советнику Еропкину, вручила ему златое кольцо и говорила с ним человеческим голосом. При этом поминают Божьего человека, чудесного отрока, которого называют то Паисием, то Пафнутием. Тут приписка полицеймейстера: "Сообщить в Консисторию, дабы приходские священники разъяснили пастве вред суетных верований".
- К Еропкину? Черная п-птица? - удивился шеф. - К тому самому, к Самсону Харитоновичу? Странно. Очень странно. И что же, упорный слух?
- Да, тут написано, что все поминают Смоленский рынок.
- Еропкин - человек очень богатый и очень суеверный. - задумчиво произнес Эраст Петрович.
Быстрый переход