Но феодализм – плохой строй для бизнеса, и предприниматели знают это.
– Выходит, Р.М. санкционировал пребывание агента на борту «Призрака»?
– Нет, он ни о чем не знал. Ваша экспедиция подвернулась очень кстати: мы не только испытали «Призрак», но и окончательно выяснили личность Императора.
– Но как? Я никому не говорил о Ричарде Клайренсе.
– Мы прочли адресованное ему письмо.
– Но ведь оно было зашифровано личным кодом Клайренсов!
– Кодом столетней давности. Нам он уже известен.
– И самоуничтожалось после вскрытия...
– Ничто не мешало нам сперва снять копию, а потом изготовить дубликат, имеющий все свойства оригинала.
– Значит... вы подменили письмо? Но тогда вы могли изменить и содержание!
– Мы этого не сделали. Нас устраивает, если после краткой эпохи регентства имперский престол вновь займет человек.
– Но это не будет землянин. Его воспитают компьютеры.
– Неважно. Биологически он будет человеком, и уже одно это позволит при необходимости влиять на него.
– Понимаю... рано или поздно Империя избавится от «лишних подданных»... и захочет выйти из войны. Тут‑то вы и прижмете молодого Клайренса к стенке.
– Вы строите слишком много гипотез, – нахмурился чиновник. – Так или иначе, сейчас по пути войны идут все развитые страны.
– Все? – приподнял бровь Роберт.
– Ваша ирония напрасна. Открою вам еще один секрет: Китай уже давно ведет с нами переговоры о вступлении в Коалиционные Силы. Соглашение давно было бы заключено, если бы китайцы, по своему обыкновению, не требовали дополнительных льгот и гарантий. Но мы спокойно ждем, пока у них поубавится спеси: ведь деваться им все равно некуда. А теперь, мистер Уайт, вам пора подписывать бумаги.
– Да, – задумчиво произнес Роберт, беря со стола ручку, – я всегда подозревал, что человечество не так глупо, как кажется. Оно еще глупее.
83
Теплый ветер шевелил занавеску на открытом окне, донося запахи цветущего луга. Эмили сидела у окна в удобном пневматическом кресле. Ее дела шли на поправку; врачи вот‑вот должны были разрешить ей прогулки. Эмили сердилась на них за их медлительность: она чувствовала себя превосходно, и ей чертовски наскучило пребывание в четырех стенах с периодическим выездом на балкон. Правда, к ее услугам был 3D‑приемник, но в последние дни фильмы раздражали ее: мысль о том, что где‑то люди живут полнокровной жизнью, лишь подстегивала нетерпение девушки. Поэтому, когда ей сообщили о посетителе, Эмили едва не захлопала в ладоши от восторга. И вот теперь она смотрела на дверь, гадая, кто же сейчас появится. Может быть, Фредрик Коллинз? Или...
Дверь отворилась.
– Добрый день, мисс Клайренс, – сказал вошедший. – Меня зовут Роберт Уайт.
– Я прекрасно помню вас, Роберт, – улыбнулась Эмили.
– Вот как? – удивился Уайт. – Значит, вы не избавились от всех этих воспоминаний? Кажется, они были не особенно приятны.
– Я вообще против прочистки памяти. По‑моему, в утрате воспоминаний есть что‑то от смерти, – Эмили брезгливо поморщилась. – А я ведь, кажется, чуть не познакомилась с ней близко.
«Ты даже не подозреваешь, насколько близко», – подумал Роберт. Момент, когда изменения в мозгу становятся необратимыми, заранее нельзя предсказать с абсолютной точностью, но в одном медики сходились: когда Эмили поместили в анабиозную камеру, у нее оставалось меньше минуты.
– Но, как бы то ни было, все кончилось хорошо, – бодро продолжала девушка. |