– И планета не находится в районе боевых действий?

– Нет, эта область космоса не граничит с коррингартцами.

– Тогда это, наверное, все‑таки легенда. Если бы подобный мир действительно существовал, после возвращения линкора там устроили бы один из самых фешенебельных курортов.

– Чувствуется практическая хватка Клайренсов. Но, увы, в настоящий момент это совершенно невозможно.

– Почему?

– Потому, мисс Клайренс, что командир линкора, увидев, во что превратились люди на этой планете, сразу после взлета отдал приказ обрушить на остров всю мощь бортового оружия. В настоящее время единственная суша Эдема представляет собой выжженную радиоактивную пустыню. В ближайшие десять тысяч лет там не будет не то что курорта, но даже маленького поселения. Вот так‑то, Эмили.

Наступила тишина.

– Ужасно... – нарушила, наконец, молчание девушка. – А что стало с командиром?

– Утверждают, что суд снял с него обвинение в геноциде, так как на основании представленных экспедицией материалов эдемцы не были признаны разумными существами. Он был осужден лишь за «неспровоцированное уничтожение редкого вида животных». Впрочем, это, возможно, как раз легенда. Даже если учесть, что эдемцы начинали размножаться сразу по достижении половой зрелости, за триста лет там сменилось не более двадцати поколений – слишком мало для существенных эволюционных изменений, значит, биологически они оставались людьми... хотя, с другой стороны, частые случаи инцеста способствовали ускоренному вырождению. Во всяком случае, всю эту историю тщательно скрыли от общественности, но, как это обычно бывает, правда все же просочилась наружу.

– Да... – неопределенно протянула Эмили. Она уже жалела, что выслушала эту мрачную историю перед сном, и, словно спеша заесть невкусное блюдо, задала новый вопрос: – А из тех миров, где побывали лично вы, какой был самый приятный и самый неприятный? «Пожалуй, о неприятном можно было не спрашивать», – запоздало пожалела она.

– Ну, что касается приятных миров, то я вас разочарую: для человека нет ничего лучше Земли, тем более теперь, когда ее климат откорректирован. Правда, Земля неоднородна; некоторым почему‑то нравится умеренный пояс, но я предпочитаю тропики. Другие же планеты нравятся нам лишь в той степени, в какой они напоминают Землю, а к экзотике быстро привыкаешь и перестаешь воспринимать ее как что‑то особенно приятное... Что же до неприятных миров, то даже на самых хороших планетах есть достаточно мерзкие места – пустыни, вулканы, льды и т.п. Если же говорить о планете в целом, то я не видел ничего хуже, чем Гремлин‑1. Это первая планета белого карлика. Гравитация там более чем вдвое превосходит земную, давление – всемеро, а температура даже ночью близка к точке кипения воды. Но самое страшное – это жесткое излучение звезды, практически не задерживаемое слабой магнитосферой. Близость звезды порождает и другие прелести, вроде постоянной вулканической активности. Человек не может там и шагу ступить без скафандра высшей защиты, и даже в нем отнюдь не чувствует себя в безопасности. Хуже всего, что там есть жизнь.

– Что же в этом плохого? – зевнула Эмили.

– Так ведь из‑за радиоактивности там очень высокие темпы мутаций, и эволюция развивается семимильными шагами. Адские условия Гремлина‑1 породят разум с той же неизбежностью, с которой его убило благополучие Эдема – и не хотел бы я быть на месте наших потомков, когда это случится.

– Почему?

– Неужели вы не понимаете, что существа, для которых условия Гремлина – всего лишь нормальная среда обитания, будут практически неуязвимы, и при этом весьма агрессивны! Это будет куда страшнее коррингартцев. Не исключено, что они в короткие сроки превзойдут нас интеллектуально.