|
В конце концов, это была сцена мистера Клеймора, и я не хотел ему ее омрачать. Пот застывал у меня на лбу, и, вжимаясь в лестничную давильню, я нежно, учтиво улыбался всем и каждому с высоты своего нового роста. Времени у меня было полно, в сущности, целый вечер оставался до перевоплощения в бифитера, и я предвидел, что это, конечно, будет некоторый спад. Зато — как легко. Не играть на скрипке, вообще — ничего. Только оживлять сцену. Я спустился вниз, и вечер обдал меня внезапной свежестью. Я стоял, наслаждаясь простотою действительности и воспоминаниями о своем триумфе.
В нескольких метрах от меня опирался о колонну мистер де Трейси. На лице его была та же нежная улыбка. — Поспешаем прочь, мальчуган? — Мне переодеться надо. Значит, вас не было за сценой, сэр? — Я понял, что, стоя здесь, можно полней сосредоточиться на музыке. Были у вас какие-нибудь затруднения? — Вообще-то я эти деньги не успел поймать. И усы отстали. Мистер де Трейси улыбнулся и сверху овеял меня сладостью. — Прелестно! Прелестно! Он пошарил в полах плаща, вынул бутылку, осмотрел на свет, убедился, что она пуста, и сунул обратно. — Не пойти ли нам тихохонько вместе выпить, Оливер? — Я же в костюме! — Я тоже. Можно мне отбросить притворное и глупое «мальчуган»? — Вы слышали, как я играл? — О да. И что-то мне подсказало, что вашего пенса не было с вами. — Ради Бога, простите! Мистер де Трейси подрожал коленками. — Едва ли вы угодили своему ненавистному сопернику. — Моему — ? — Нашему великолепному герою-любовнику. Я переглотнул и поднял на него глаза. В ответ он улыбнулся, обдав меня призрачным веяньем джина. — Но как — ? — Мужественные ноги чуть-чуть носками внутрь. Взгляд... щенячьей преданности. Прелесть, прелесть! — Но я не... — Я соблюду ваш секрет. — Она не... Он обвил мое плечо своей длинной рукой. Странная приятность, ощущение защиты. — Она ничего не знает, да? По-моему, пора исцелиться. — Пока я жив... Он потрепал меня по плечу. — Шоковая терапия. — Да нет же, я ничего. Честно. — Десять гиней — и билет туда-обратно третьим классом. Кажется, грех жаловаться. А жалуешься, и еще как! И до того хочется удрать, что под конец почти все эти десять гиней... Тем не менее. Пошли в мавзолей. — Где это? Я увидел, что он смотрит на «Корону», и разразился пылкими протестами: — Ой! Мне, во-первых, переодеться надо! Ведь я, как-никак, тут живу! — Единственное утешение, какое я могу предложить вам в столь горестной участи, Оливер, — хороший стаканчик джина. У вас еще уйма времени до того, как вы будете оживлять сцену для мистера Клеймора. — Я думал, вы его Норманом зовете. Мистер де Трейси кротко кивнул. — Да-да, в самом деле? — Но разве вам не надо сидеть за сценой, сэр? — А я и сижу. — Он сверху дохнул на меня. — Ты же знаешь, что я там сижу, правда, Оливер? Ты будешь моим свидетелем, правда? Я радостно рассмеялся. — Уж будьте уверены!? — И называй меня Ивлин. — Как Норман? — Нет, не как Норман, дитя мое. Как мои друзья. — Ага! У самой «Короны» он легонько меня отстранил и постоял, глядя на ратушу, несколько набок склонив голову. |
