Потом мне связали руки, и я сидел там несколько часов. Я спросил охранника, можно ли мне лечь. Он кивнул, и я уже собирался заснуть, когда меня подняли и отвели в капитанскую каюту.

Там находился капитан Берт. А также его матросский сундучок и все прочие вещи, которых было немало. В каюте стояли два кресла, и он велел мне сесть в свободное. Я подчинился.

— Ты джерсиец, с которым я разговаривал в Веракрусе, верно?

Я промямлил:

— Да, сэр.

— Я так и подумал. — Он вынул серебряную табакерку из кармана хорошо знакомого мне синего сюртука с медными пуговицами, взял понюшку и сказал: — Ты знаешь мое имя, но я твое забыл. Так как тебя зовут?

Я назвал свое имя, присовокупив обращение «капитан Берт».

— Точно. Ты хорошо говоришь по-испански.

Я кивнул.

— И по-французски тоже. Весьма неплохо.

Я ответил по-французски, что говорить-то говорю, но за француза не сойду.

— Ты знаешь навигацкое дело?

— Немного. Но не мастер, нет.

— Ты мне нужен, Крис. У меня уже есть трое ваших, но я бы с удовольствием обменял их на тебя. Что ты хочешь за свое согласие присоединиться к нам?

Я попытался сообразить, хочу ли я чего-нибудь.

— Свой собственный корабль? Ты будешь капитаном, подотчетным мне. Я буду брать капитанскую долю от любой твоей добычи, но все остальное — твое.

Я помотал головой:

— Это грабеж, капитан. Грабеж и убийство. Я не пойду на такое.

Берт вздохнул.

— Ты джентльмен, Крис, знаешь ты это или нет. Поклянись честью, что ты не попытаешься бежать, и я перережу эти веревки.

Я кивнул:

— Перережьте веревки, я не попытаюсь бежать, клянусь Богом.

— Поклянись честью.

— Хорошо. Клянусь честью.

Он извлек кортик из ножен и показал мне:

— Это мне матушка подарила, когда я вступил во флот его величества.

Я сказал, совершенно искренне, что с виду клинок отличный.

— Так и есть. — Он перерезал кортиком веревки, стягивавшие мои запястья. — Шеффилдская сталь, а рукоять из ивового корня. Ножны серебряные. Мы жили небогато, понимаешь? Папа у меня бакалейщик. Я знаю, моя старая матушка отдала за кортик все свои сбережения до последнего пенни.

Я растирал запястья.

— Как по-твоему, почему она сделала это?

— Она гордилась вами. — Мне было неприятно говорить это, но я сказал.

Капитан Берт кивнул:

— Верно. Она гордилась мной, поскольку я собирался сражаться за родину и короля. Англия и твоя родина тоже, Крис.

Я знал, что это не так, но почел за лучшее промолчать.

— Именно это я и делаю. Тебе доводилось работать за половину от ничего?

Я не понял, что он имеет в виду, но помотал головой.

— А мне доводилось. Гардемарин получает нищенское жалованье. Но ты вступаешь во флот не из-за жалованья, так ведь? А в расчете на денежное вознаграждение за успехи в службе, и если повезет, тебе могут отвалить кучу соверенов. Мой корабль вышел из строя, и меня перевели на половинное жалованье. Это и есть половина от ничего.

— И что вы сделали?

— Сам видишь. — Капитан Берт ухмыльнулся. — Я сделал это.

Он вскочил на ноги.

— Слушай, Крис. Испания ненавидит нас, а мы ненавидим Испанию. Мы не воюем с ними только потому, что еще недостаточно сильны для этого. Они не воюют с нами только потому, что тратят все силы на обуздание дикарей здесь. Мы с моими людьми грабим испанские корабли и города. Как по-твоему, сколько времени нам останется гулять на свободе, если его величество прикажет губернатору Ямайки заковать меня в кандалы?

Я не знал — и так и сказал.