Английская штучка для жокеев, а по сути, как ивовый прут с петлей для запястья.
Еще секунда, и все мы оказались скрыты от окон пансиона за перегородками зеленоватого стекла, забранными деревянными решетками.
— Давай без отступлений, Дана. Я сыта этим дерьмом по горло. Ты два месяца ходишь вокруг меня кругами, и я совершенно не понимаю, на кой черт тебе это сдалось, — я делаю еще один вяжущий глоток ликера и убираю флягу подальше. — Игры в колдовство кончились, твой шабаш разбегается. Занялась бы уже делом.
— М-м, Магда, ты меня поражаешь, — мурлычет она. — Сначала поганишь рот выпивкой и грязными словечками, а потом читаешь мне мораль. Так непоследовательно!
— А когда ты была последовательной?
— Всегда. Я ни разу не сказала тебе дурного слова. Была кроткой и терпеливой, — вдохновенно врет Дана. — Писала записочки, как первогодка… Все ждала, когда ты оправишься от того, что потеряла свою лучшую-прелучшую подружку. Но ты вдруг ополчилась на нас. Думаешь, нам было легче, чем тебе?
— Вам было на нее плевать! А ты вовсе издевалась над ней! Если у нее и были проблемы с головой, то по твоей вине, Дана! А мы… Мы просто дружили с тобой. И такие были правила.
Я думаю, что хоть что-то дрогнет в ней, что хоть одно мое слово достигнет ее сердца. Но она пропускает все обвинения мимо, только головой покачивает, будто стряхивая их с волос.
— Кто сказал, что правила изменились, Магдалена? Правила остаются. Я — твоя подруга. И ты должна быть на моей стороне. На моей, Магда, ничьей больше! Ты же начала предавать меня понемногу, по чуть-чуть…
— Да ты ненормальная! На твоих руках кровь живого существа! — сорвалось и понеслось вскачь сердце, нахлынули воспоминания. Ладоням стало горячо от тупой боли, с которой в них впились ногти. — Психопатка конченая! И все ради того, чтобы доказать, что ты тут главная?
Дана улыбается. Конец стека упирается мне между ключиц, в самую яремную ямку. Не подходи, говорит он. Перед глазами уже плывет, подрагивая, белое марево. Говорят, ярость красного цвета, но на деле все не так. Я будто слепну.
Я настолько опутана подступившим гневом, что даже не сразу замечаю, как меня с обеих сторон подхватывают под руки и разводят их в стороны. Лицо Даны плавает передо мной в молочном тумане, будто болотный огонек. Не следуй у него на поводу, погибнешь. Если повезет, найдут седой и безумной.
Она так близко, что я могла бы ее укусить, но я отклоняюсь назад. Буду сильной, ей меня не спровоцировать. Успокоюсь. Буду дышать ровно и по счету. Меня ждет другая жизнь, не этот пляс вокруг королевы фей и кошмаров. К чему фантазии? Она просто девчонка, глупая и злая. В ней нет и никогда не было ничего сверхъестественного. Как и во мне, в Марии, в Кларе. И уж точно не было в Юлии.
— А на что пошла ты, Магдалена?
Стеком по ногам, по икрам. Как крапивой ожгло.
— О чем ты говоришь, — цежу сквозь зубы. — Я живу своей жизнью.
Вместо ответа Данка хватает меня за волосы. На макушке, где больней всего. Едкие слезы вскипают мгновенно, но я креплюсь. Не убьет же она меня, верно? Тонкие Данутины пальчики плотно зарываются в мои кудри и путаются в черных узелках. Утром я так и не расчесала их как следует. Но Дана будто бы этого не замечает. Ее мысли где-то далеко и, вероятно, даже не в этом мире.
— Ты ревнивица, — ее болотные глаза матовые, как у утопленницы, на лбу виднеются маленькие лунные кратеры, какими разукрашивает ветряная оспа. — Я знаю, что ты ссорилась с Юлией. Прямо перед тем, как она убежала. А может, и не только ссорилась. Но я никому об этом не сказала. Ну, разве я не душка? Правда, девочки, разве я не душка?!
Вот оно что. Подслушала наш разговор.
— Я не видела Юльку тем вечером. И если уж ты такая осведомленная, то должна знать и это. |