— За многое, — он засмеялся. — Во-первых за то, что просто гостем был. Во-вторых, как ты ловко этого скрутил. Молодец! Мужчина. Ну и третье: за то, что пишешь. Это же какой ум надо иметь!..

Похоже, он натурально расчувствовался, вышел из советско-байского образа. Я увидел настоящего Бердымухамедова, и это, конечно, был высший знак доверия, который только мог быть им оказан. Я поздравил себя: наверное, немного людей на свете удостоились этого. А заговорил он искренне, пусть и коряво, о том, какое огромное уважение питает к людям, профессионально умеющим писать. Ведь это чудо — превращать слова в рассказы, в стихи, в то, что так глубоко трогает людские сердца!

Повторюсь, может, и не так складно он говорил, но суть такова. От души! Не стану скрывать, мне было приятно это слушать. Я ведь и сам знал, что писатель — очень необычный человек. Какой-то совершенно особый склад души. Если хотите, аномалия. Психологическая мутация. Но услыхать подтверждение своих мыслей от постороннего, да еще от настолько человека приземленного, для которого вроде бы все эти творческие материи — чепуха, пустой звук, блажь каких-то шатких интеллигентов… это дорогого стоит.

Впрочем, я понимал, что это лишь присказка, пусть и славная. И не ошибся.

Бердымухамедов, хотя и сохранил на лице приязненную улыбку, заговорил всерьез.

— Вот что. Ты сейчас поезжай на квартиру. Отдохни как следует. Если хочешь, покушай, выпей… Там все есть? — он перевел взгляд на Курбана, и тот поспешил кивнуть:

— Обязательно! Все готово!

— Вот и хорошо. Поезжай, отдыхай. А завтра в Москву. Билет обеспечь, — это опять Курбану.

— Конечно.

Видимо, во взгляде моем хозяину почудился немой вопрос, и он улыбнулся пошире:

— То, что тебе надо, ты уже здесь увидел. Остальное не так интересно.

— А…

— А все остальное, это уже мое дело. Не думай об этом. Отдыхай. Материалы тебе он завтра привезет.

Босс взглядом указал на Курбана.

— Я хотел спросить: не будет это выглядеть так, что я как будто сбежал?

— Э! — махнул рукой Бердымухамедов. — Ты не представляешь, как тебя уважать стали! Когда ты на этого бросился. А у него нож в руке.

Я пожал плечами:

— Да ну, какой там нож! Столовый ножик для закусок.

— Э, не скажи. Не скажи, — серьезно произнес Бердымухамедов. — Не в том дело. Ты же не стал шататься-мотаться, быть или не быть… — вдруг поразил он меня знанием классики. — Сразу бросился! А это главное. А не то, какой там нож. Это все видели. У нас вслух говорить не будут, но все поймут, как надо. Даже не думай!

И далее сказал, что к моему отсутствию гости отнесутся с уважительным пониманием: ну, ясное дело, писатель! Как же. Ему работать надо. Никто и не спросил, здесь это не принято. Невоспитанно задавать такие вопросы. Но если все же кто и брякнет, то ему так и объяснят. И на прощание он тепло обнял меня, похлопал по спине — и опять-таки я в этом уловил искренность, приоткрытие души, насколько это возможно в восточных традициях.

— Ну, давай! — сказал он, наконец. — В Москве увидимся. Да, тут вот отдельный выход есть, так вы это… через него.

— У меня пальто в гардеробе.

— А! Давай номерок.

Курбан моментально смотался с моим номерком в раздевалку, вернувшись с пальто. Мы оделись и вышли через местный выход.

Зимняя южная ночь дыхнула на меня неповторимым запахом, который вряд ли можно объяснить. Его надо ощутить. Я закрыл глаза, вдохнул поглубже… И это тоже, конечно, активная настройка, и это в копилку впечатлений! Есть. Зафиксировано.

Знакомая черная «Волга» со вторым водителем, включенными огнями, ровно урчащим мотором уже стояла здесь.