Тут рассказчик запнулся, а я понял его без слов. Так и сказал:

— Понял. Дальше можно не говорить.

Ясно, что директор племсовхоза может и не стерпеть оскорбления. И с журналистом вдруг произойдет нечто. Несчастный случай, например. И все поймут, и никто ничего не скажет вслух. Но будут обмениваться многозначительными взглядами, читая в них все то, чего нельзя произнести.

Вот и мы с Курбаном молча все прочитали верно. Он чуть приметно улыбнулся, одобряя то, как я начал понимать местные тонкости. И сказал:

— Ну, давай еще по одной. И мне хватит. А ты, если хочешь… — он повел рукой и заговорил деловито: — А насчет завтра так. Я утром возьму билет. На вечерний рейс. Он вылетает в шесть. Это нормально же?.. Ну вот. А до того отдыхай.

И тут мне почудилась особая интонация в его словах… а может, я уже так научился по-здешнему видеть то, чего нет. Но тут я решил сказать прямо:

— Скажи, а Карина сможет завтра ко мне прийти?

Говоря это, я ожидал любой реакции, типа хитрого подмигивания, лукавой усмешки, однако Курбан ответил просто и спокойно:

— Если нужно помочь, пришлю. Надо?

— Надо, — кивнул я.

— Сделаем.

И все. И больше ни слова об этом. Курбан после третьей рюмки и правда не стал больше пить, да и я одну выпил и на том тормознул. Он сказал, что еще телек посмотрит, а я отправился в дальнюю комнату спать, но, конечно, прихватил с собой ручку, блокнот, сделал пару эскизов будущих новелл. Сюжеты я подобрал из того, что со мной за последние дни случилось, домыслилось воображением… ну и заработала творческая лаборатория. Писал с удовольствием, чиркал, марал, зачеркивал целые абзацы, переписывал набело. Короче говоря, поработал. Уснул крепким здоровым сном, а когда утром проснулся, завтрак был уже готов.

— Прошу к столу! — весело воскликнул Курбан.

За завтраком мы еще обговорили детали, хотя вроде бы все уже было переговорено. Я хотел было напомнить про Карину, но подумал, что столь ответственному и пунктуальному человеку напоминать излишне. И не ошибся.

Курбан забрал мой паспорт, мотанул за билетом. И часа через полтора я услышал легкий скрежет замка.

Я поспешил в прихожую… и увидел как в нее со смущенным видом входит Карина, а за ней маячит довольный Курбан. Вот тут он позволил себе, весело скалясь, подмигнуть мне так, чтобы девушка не увидела.

Она и не увидела. Смущенно потупясь, прошла в прихожую, скромно встала поодаль. А Курбан вручил мне билет, указал на время вылета, сказал, что заедет за мной примерно за час до регистрации — и откланялся.

Мы остались наедине.

— Проходи, — улыбнулся я. — Выпьешь, поешь что-нибудь?

— Спасибо, — улыбнулась и она. — Вина немного, если можно?

Я тоже не стал пить коньяк, а оба мы немного пригубили превосходного полусладкого вина.

— … как странно, — говорила она. — Мы случайно встретились, а теперь расстаемся и, наверное, никогда больше не встретимся. Но и не забудем никогда эти два зимних дня… По крайней мере, я.

— Я тоже, — честно говорил я, не собираясь уверять девушку в том, что это была любовь, и что меня в меня попала стрела Купидона… Нет, конечно. Ничего такого в меня не попадало. И тем не менее своим писательским нутром я чувствовал некую музыку хрустальных сфер, что-то смещалось во вселенной, когда мы, вот эти случайные женщина и мужчина были один на один, смотрели друг другу в глаза… Как-то мы поворачивали мироздание, сами не зная, куда и зачем, да и знать нам это было не по чину. А оно, мироздание, все знало. Зачем столкнуло нас двоих, что из этого должно выйти. Зачем-то это ему надо. Не может всемирная история обойтись без того, чтобы эти двое не встретились…

Примерно такие мысли крутились у меня в голове, когда мы уже лежали под одеялом, отдыхая, и Карина прижалась ко мне, задремала, а я лежа на спине, легонько поглаживал ее плечо и руку, обхватившую меня, и чувствовал, что теперь эти мысли не отстанут от меня, из них обязательно начет расти сюжет.