— Согласен полностью.

— М-да… Знаешь, иной раз мне кажется, что в Европе, в Америке этот самый фундамент если не потеряли, то как-то он пошатнулся. И к нам, боюсь, эта шаткость лезет, больно уж мы любим обезьянничать у них, у Запада… Ну да ладно! Значит, говоришь, материалы тебе дали?

— Да.

— Ну что ж, работай. Этот Париж, как говорится, стоит мессы… — он сделал выразительный жест пальцами, означающий пересчет купюр. — Но и про остальное не забывай. Никто с тебя служебных забот не снимает.

— Разумеется, — подтвердил я.

А шеф на этом как-то тягостно задумался. Потом встряхнулся:

— Слушай! Хочу я с тобой серьезно поговорить.

— А мы как до сих пор говорили? — попробовал я пошутить.

— Мы говорили о второстепенном, — без юмора сказал он. — А теперь главное.

И совершенно внезапно для меня он сказал, что рассматривает меня как преемника на место главреда.

— Вы… серьезно, Станислав Мелентьевич⁈

— Абсолютно. Серьезней не бывает.

Я вмиг прикинул расклады. С одной стороны — да, я сумел добиться доверия шефа, и он мне явно благоволит. С другой стороны, кресло главного редактора совершенно номенклатурная должность, и ее обладатель должен соответствовать множеству критериев: возраст, членство в КПСС, происхождение, регалии и тому подобное…

— Ну, с происхождением у тебя все в порядке, — отмахнулся Мизин. — Насчет партийности… Ты же член ВЛКСМ?

— Да.

— Значит, необходимый минимум есть. Да, тут конечно, придется потолковать, но ничего. Прихваты у меня где надо есть. Решу. Возраст? И здесь будут разговоры. Но и это решим. Ты не думай, я же не с бухты-барахты тему открыл. Продумал, где, с кем и как говорить. Пробью, не сомневайся! Ты уже понял, наверное, что я зря говорить ничего не стану.

— Это я, конечно, понял. Но коллектив…

Говоря так, я уже знал, что Мизин от своего не отступит. И это как раз совпадало с моими планами. Хотя, разумеется, я мгновенно представил, какова может быть реакция коллектива, где иные сотрудники работают по многу лет, в том числе замы главного редактора. Им так и судьба оставаться заместителями, а какой-то юный выскочка, без году неделя, перепрыгнет через их головы в кресло главного?.. Непросто мне придется, но ничего… Так-то я тоже далеко не новичок. Вторую жизнь литературой занимаюсь.

Станислав Мелентьевич как будто мои мысли прочитал:

— Да, сложновато будет, — спокойно подтвердил он. — Ну, а что ты хотел? Пробиваться в классики легко ли? А вы, молодой перспективный автор, сколько мне помнится, дерзали в этом направлении…

Я промолчал, думая, что недаром главред затеял этот разговор. Есть веская причина. Прямо не говорит, но по его виду…

В этот момент, не раскрывая дверь полностью, в кабинет втиснулась Лариса:

— Станислав Мелентьевич, — зашептала она как-то особенно, — звонят, спрашивают Краснова…

И повела взглядом на меня.

— Кто? — шеф взялся за бутылку. — В присутствии секретарши он совершенно не стеснялся.

— Не знаю. Мужской голос. Очень такой… значимый. Сразу хочется честь отдать!

Мизин ухмыльнулся. Лариса, видимо, не смекнула, что слова ее прозвучали двусмысленно. Но он не стал острить попусту.

— Если так, то иди, ответь, — сказал он мне. — Ну и потом на посошок. И продолжим рабочий день.

Я вышел в приемную, взял лежащую на столе телефонную трубку:

— Слушаю.