Писал почти до третьего часа ночи. Зевнул, потянулся, услышал шлепанье босых ног по паркету. Заспанная, в халатике, такая умилительная Настя возникла на кухонном пороге.

— Творим?..

— Только начал. Но вроде бы идет.

Она зевнула, потянулась.

— Ладно. Как хорошо, когда не надо рано вставать! Спим полным ходом, как говорил кто-то из классиков, а кто, не вспомню, хоть убей!

Вот тут она была права на все сто. Мы выспались от души. Естественно, не упустили случай заняться любовью. И лишь к обеду я отправился в редакцию.

Формально я еще находился в командировке, откуда был должен вернуться примерно через неделю. У секретарши Ларисы от изумления глаза округлились:

— Артемий Трофимович⁈ Здравствуйте!.. А мы-то вас еще не скоро ждали… Что-то случилось⁈

— На белом свете всегда что-нибудь случается, — замысловато отшутился я и кивнул на дверь: — У себя?

— Да, — почему-то понизила она голос и чуть подалась вперед: — Не в духе сегодня… Такой смурной, темный.

— Что ж делать. Может, я и стану лучом света?

— Ну, попробуйте… — неуверенно протянула Лариса.

Я твердым шагом вошел в кабинет:

— Разрешите?

Мизин сидел за рабочим столом, внимательно читал чью-то рукопись. Я вмиг угадал, что Лариса была права наполовину: он не то, чтобы не в духе, он как-то заметно сдал за эти всего-то несколько дней, пока я его не видел. И вот тут нехорошая догадка впервые сверкнула во мне.

Он же, подняв взгляд, не столько удивился, сколько обрадовался, хотя слова прозвучали примерно те же, что у секретаря:

— Приветствую, гость из страны пустынь!.. Что-то рановато как будто, а? Что-то произошло?..

— Произошло, — кивнул я, подсаживаясь к столу. — Но все надо по порядку.

— Конечно, — с охотой согласился он, — только погоди-ка…

Проворно отложив рукопись, главред встал, устремился к шкафу.

— Будешь? — кратко бросил он, считая, что это в комментариях не нуждается.

— Не откажусь, — и я сумел быть лаконичным.

— Скажи Ларисе, что на полчаса я в бастионе, — сострил он, позвякивая стеклом.

Я это сделал, сопровождая речь выразительной мимикой, и секретарша ответила мне столь же многозначительными ужимками — мол, все поняла.

Когда я вернулся к столу, початая бутылка «Ахтамара», две рюмки, яблоки, лимон были уже тем. Шеф раскрыл швейцарский перочинный ножик:

— Воспримем по-царски! — объявил он, и последовал рассказ о том, что закусывать коньяк лимоном — изобретение императора Александра III, чем он во Франции шокировал «аборигенов», считавших, что резкий вкус цитруса напрочь отбивает тонкое послевкусие благородного напитка… На что, дескать, царь только рукой махнул: дескать, ни хрена-то вы, лягушатники, не понимаете во вкусах!

— Что русскому хорошо, то немцу смерть, — подтвердил я, беря рюмку. — А вот что туркмену хорошо, признаться, я так и не понял.

— Ну я уже понял, что ты это не понял, — усмехнулся главный. — Ладно, давай по первой, и расскажешь…

Мы приняли по первой, а вскоре и по второй, покуда я обстоятельно рассказывал о своих туркменских приключениях, обойдя только знакомство с Кариной. Все же это иной сюжет.

Когда я завершил рассказ, бутылка опустела наполовину.

— Да уж, — подытожил Мизин, усмехнувшись, но не засмеявшись. — Узнаю Азию. Странные люди с нашей точки зрения, и в душу к ним попасть непросто.