Да кого я обманываю, черт побери?

Надо бы запастись каким-нибудь оружием. Просто на всякий случай.

Каким оружием? Я не умел стрелять, перестрелки видел только в кино, да и понятия не имел, где нелегально купить пистолет до вечера или завтрашнего утра. Какое еще оружие, кроме пистолетов, я знаю? Ножи? Бейсбольные биты? Чем, бога ради, можно победить тысячелетнее существо, породившее письма, которые создали Библию?

Я как раз проходил мимо младших школьников, игравших в камень-ножницы-бумагу.

— Ножницы режут бумагу! — победно выкрикнул один из мальчишек.

Ножницы режут бумагу.

Почему бы и нет? Ножницы — отличный символический выбор. И если я поведу себя правильно, они даже не покажутся оружием. В конце концов, у ножниц куча несмертельных назначений. Конечно, в схватке они не слишком удобны, но при умелом обращении в сочетании с элементом неожиданности могут стать вполне эффективным оружием.

Размечтался!

Я не смогу убить Верховного ножницами.

И все же они придадут мне уверенности. Я поклялся найти до вечера подходящую пару. Поищу в доме, а если не найду, успею смотаться в местную аптеку.

В ящике на кухне ножницы нашлись. И даже лучше, чем я ожидал. Старые, острые, с отлично заточенными лезвиями, похожие на антикварные, но резали они гораздо лучше и эффективнее любых более новых. Я ткнул ими в мешок с мусором.

Сойдет.

Завтра мне понадобится вся моя изобретательность, я должен быть предельно сосредоточен, поэтому я лег спать рано, в полном соответствии с наказами Бена Франклина: рано ложиться и рано вставать — будешь здоровым, богатым и мудрым.

Я открыл глаза и взглянул на часы рядом с кроватью: половина одиннадцатого.

До полудня осталось всего полтора часа.

Я вскочил с кровати, быстренько принял душ. Я даже припомнить не мог, когда спал так долго. Я сварил себе кофе, съел немного хлопьев и тост, опять взглянул на часы. Боже правый! Почти одиннадцать!

Я запаниковал. Нашел ножницы, сунул их за ремень, как киногерой. Если он явится раньше, я буду готов.

В дверь позвонили.

Вот оно!

Дыхание стало прерывистым, сердце заколотилось как сумасшедшее, ладони взмокли от пота. Я вытер их о штаны и открыл парадную дверь.

На пороге стоял почтальон. Во всяком случае, он выглядел как почтальон. Синяя униформа, похожая на форму почтовых работников, но покрой чуть более военный, как будто из фильма о фашистской Германии. С едва скрываемой усмешкой почтальон протянул мне конверт. Я взял, взглянул ему в глаза. Он был одним из нас.

Захлопнув дверь перед его носом, я уставился на конверт. Бумага обычная, слегка тонированная. В таких конвертах пересылают чеки или почтовые переводы. Ни марки, ни адреса. Я вынул из-за пояса ножницы, отрезал один край конверта, сунул ножницы обратно, достал и развернул письмо.

Ничего похожего я никогда прежде не видел: не кириллица, не арабская вязь, не иероглифы, как будто что-то внеземное. Хотя буквы располагались горизонтальными рядами, не похоже, что их написал человек. Родной язык Верховного, подумал я, тот язык, что он привнес в наш мир.

Я таращился на текст, не в силах отвести взгляд, загипнотизированный незнакомыми символами, вдруг задвигавшимися по бумаге. На моих глазах буквы перемещались, менялись местами. Я почти понимал, что там написано. Будь у меня еще немного времени, мои глаза и мозги приспособились бы…

Дом вокруг меня растворялся, знакомый мир превращался в серую аморфную массу. Я продолжал таращиться на письмо, уверенный, что если еще хотя бы чуточку сильнее сосредоточусь, то пойму адресованное мне послание.