В комнате никаких следов борьбы, на теле никаких других повреждений. Потеря голоса являлась прекрасным мотивом для
самоубийства. Таким образом, по окончании обычного расследования, принимая во внимание, сколь сложно засунуть в рот человеку дуло заряженного
револьвера, не вызвав с его стороны протеста, происшествие было зарегистрировано как самоубийство. Все верно?
Они оба ответили «да».
– Что, полиция вновь открыла дело? Или поползли слухи?
Они оба ответили «нет».
– Так в чем проблема?
– В нас, – сказала Пегги.
– Да? Что же с вами не так?
– Все. – Она сделала неопределенный жест рукой. – То есть, конечно, не все, а только одно. После смерти мужа и… окончания расследования я на
некоторое время уехала. Потом я вернулась, последние два месяца мы с Фредом часто встречались, но что то между нами стало не так, что то
произошло с нашими чувствами. Позавчера, в пятницу, я поехала к друзьям в Коннектикут; Фред тоже оказался там, хоть мы и не сговаривались. Весь
вечер и все следующее утро мы проговорили о случившемся и, наконец, решили обратиться к вам за помощью. Вернее, я так решила, а он не пустил
меня к вам одну.
Пегги подалась вперед, лицо ее было очень серьезным.
– Вы обязательно должны нам помочь, мистер Вулф. Я люблю его… так сильно люблю!.. и он говорит, что тоже любит меня, но дело не в словах,
которые мы произносим, а в том, что в наших глазах, когда мы смотрим друг на друга. Мы просто не можем пожениться, имея этот тревожный вопрос в
глазах, стараясь скрыть его всякий раз, когда…
По ее телу прошла дрожь.
– И сколько так еще будет? Годы? Всегда? Мы не выдержим! Мы знаем, что не выдержим так – это ужасно! Вопрос, вечный вопрос в глазах: кто убил
Альберто? Он? Я? Нет, я не думаю, что это сделал он, и он тоже, тоже не думает, что это сделала я, но вопрос – он там, он в глубине наших глаз –
маленький тревожный огонек!
Она воздела к Вулфу обе руки.
– Мы хотим, чтобы вы выяснили правду!
– Глупости, – фыркнул Вулф. – Отшлепать вас надо хорошенько или отвести к психиатру. У полиции имеются свои недостатки, но там тоже не пеньки
сидят. Если полицейские остались удовлетворены…
– В том то и дело! Они не остались бы удовлетворены, расскажи мы им правду!
– Ах, так значит, вы им солгали? – Брови Вулфа приподнялись.
– Да. Или даже если не солгали, то во всяком случае, не сказали правды. Мы утаили, что, когда первый раз вместе зашли в студию, никакого
пистолета рядом с трупом не было. Его вообще нигде не было видно.
– Да а, – протянул Вулф. – Вы в этом уверены?
– Совершенно. Тот миг как сейчас стоит у меня перед глазами. Пистолета не было.
Вулф повернулся к Вепплеру.
– Вы согласны с ней, сэр?
– Да, она права.
– Что ж, ситуация у вас, похоже, действительно серьезная. Тут шлепаньем не поможешь.
Я заерзал на стуле, ощутив покалывание в копчике. Да, в старом каменном доме Ниро Вулфа на Западной Тридцать пятой улице жизнь у нас была – не
соскучишься. У нас – то есть у Фрица Бреннера, шеф повара и эконома, Теодора Хорстмана, холившего и лелеявшего десять тысяч орхидей в оранжерее
на крыше, и меня, Арчи Гудвина, чьим трудовым поприщем был главным образом большой кабинет на первом этаже. Естественно, свою работу я считал
наиболее интересной, поскольку у личного помощника знаменитого частного сыщика вечно полон рот забот и всяких неприятностей – от исчезнувшего
колье до нового хитроумного трюка с шантажом. |