Кроме того, они пришли к пруду не для того, чтобы обсуждать камыши, шпалеры или кур. Наверняка она вот-вот снова поднимет тему Джека Хардвика. Гурни начал уже выстраивать линию доводов в обоснование своего потенциального участия в деле.

Она спросит, неужели он и на своей так называемой пенсии возьмется за очередное полномасштабное расследование убийства, а если да, то зачем вообще было выходить в отставку?

Он снова объяснит, что Хардвика уволили из нью-йоркской полиции за помощь Гурни в деле Доброго Пастыря, так что теперь помочь ему – вопрос элементарной справедливости. Взял в долг – плати.

Она укажет, что Хардвик сам виноват, что его уволили, – погубила его не передача нескольких секретных документов, а долгая история неподчинения и непочтительности, подростковая тяга уязвить эго начальства. Такое поведение сопряжено с очевидным риском, вот топор наконец и упал.

Он возразит расплывчатым доводом о долге дружбы.

Она отметит, что они с Хардвиком никогда не были настоящими друзьями – просто вечно пикирующимися коллегами, у которых время от времени совпадали интересы.

Он напомнит ей об уникальных узах, связавших их много лет назад в деле Питера Пиггерта, когда они в один и тот же день нашли по половине тела миссис Пиггерт – на расстоянии нескольких сотен миль.

Она покачает головой и сведет «узы» до гротескного совпадения в прошлом – жалкого основания для действий в настоящем.

Гурни откинулся на расслаивающуюся деревянную спинку скамьи и посмотрел вверх, на слоистое небо. Возможно, он и не жаждал пикировки, но хотя бы чувствовал, что готов к ней. Над головой стремительно, словно опаздывая на ночлег, пролетело несколько мелких птах, то парами, то поодиночке.

Однако когда Мадлен наконец заговорила, то совсем иным тоном, чем ожидал Гурни, совсем в другом ключе.

– Ты ведь понимаешь, что он совершенно одержим, – то ли констатировала, то ли спросила она, глядя на пруд.

– Ну да.

– Одержим тем, как бы отомстить.

– Возможно.

– Возможно?

– Ну ладно. Скорее всего.

– Ужасный мотив.

– Я это понимаю.

– А понимаешь, что это делает его версию событий недостоверной?

– Я вовсе не собираюсь принимать его версию. Ни в чем. Не настолько уж я наивен.

Мадлен посмотрела на него и снова уставилась на пруд. Некоторое время оба молчали. Гурни ощутил холодок в воздухе – сырой, земляной холодок.

– Тебе стоило бы поговорить с Малькольмом Кларетом, – буднично сказала Мадлен.

Гурни замигал, повернулся и уставился на нее.

– Что?

– Перед тем как впутаться в это, тебе надо поговорить с ним.

– Какого черта?

К Кларету он испытывал смешанное чувство: не потому, что имел что-нибудь против него самого или сомневался в его профессиональных способностях, – но воспоминания о прошлых их встречах до сих пор были полны боли и смятения.

– Вдруг он тебе поможет… хотя бы разобраться, почему ты это делаешь.

– Разобраться, почему я это делаю? Что ты имеешь в виду?

Мадлен ответила не сразу. Да и Гурни не настаивал – сам опешив от того, как резко прозвучал его вопрос.