Диего подвел ее к своей походной постели, и она без сил опустилась на нее, свернувшись в тугой комок, и закрыла глаза, дожидаясь бездумного сонного забытья.

Диего с минуту смотрел на нее, потом пошел к лошадям, снял с них упряжь, протер их сухой травой и дал по несколько пригоршней зерна. Он стреножил их и стоял глядя на нее. Он не собирался разжигать костер. Ему не хотелось рисковать: он знал, насколько Бретт решителен и упорен. У него не было никакого желания быть убитым ночью во сне.

Разглядывая лежавшую спиной к нему Сторм, он ощутил прилив вожделения. Сегодня ночью он возьмет ее, захочет она того или нет. А у нее наверняка не будет такого желания. Потом он представил себе ее тупое, пассивное восприятие его страсти и нахмурился: ему хотелось взять ее сопротивляющейся или сгорающей от желания, а вовсе не такой, как сейчас, – разбитой горем, безжизненной, отупелой. Он подошел к ней:

– Cara?

Несколько мгновений спустя она повернулась, глядя на него. Его потрясли ее ужасающая бледность, опухшие глаза и покрасневший нос. Куда подевалось великолепное, пылкое, несравненное создание, которое он знал? Эта женщина выглядела обиженным ребенком – растрепанным, грязным, уязвимым. Он стиснул зубы и протянул ей фляжку:

– Пейте. Нам не стоит разжигать костер. Вот немного вяленого мяса, берите.

Она отрицательно качнула головой, сжалась в комок и повернулась к нему спиной. У нее вырвалось рыдание.

– Нет.

– Вам надо поесть, – с досадой настаивал он. Она не ответила.

– Сторм, как вы сможете ехать верхом весь завтрашний день? Вам необходимо поесть.

– Прошу вас, Диего, просто оставьте меня в покос.

Он стоял, не зная, как поступить. Что он делает здесь, в этой глуши, с женщиной, больше похожей на мертвую, чем на живую? Он что, с ума сошел, черт побери? Конечно же, София снова обвела его вокруг пальца, чтобы получить то, что ей хотелось. Так было всегда, и это привело его в бешенство. Он пошел прочь, чувствуя необходимость поразмыслить.

Первое, что ощутила Сторм, проснувшись на следующее утро, была боль, сопровождаемая воспоминанием о случившемся. Она села, быстро осмотрелась и в проблесках первого света увидела Диего, растянувшегося на постели неподалеку от нее. Потом что то случилось – ее охватил гнев, которому она не стала противиться.

Она закрыла глаза, представляя себе Бретта таким, каким ей приходилось видеть его за время их знакомства. В первый раз она увидела его в библиотеке Пола – в черном костюме, очень мужественного и элегантного. Ей никогда не забыть ни этого мгновения, ни пронизывающего взгляда его черных глаз. Тогда она не повяла, что означает этот взгляд. Она вспомнила, как он в первый раз поцеловал ее там, на берегу, и как был ошеломлен, когда она его ударила; вспомнила немыслимую страсть, охватившую их обоих на балу. Потом ее захлестнули другие, страшные картины – великолепные лицо и фигура Одри, обнаженная, сплетающаяся с ним София, их свадьба и случай на берегу, когда он винил ее в том, что она была с Сайеном, и потом безжалостно и грубо обследовал ее. Она встала. «Оставить его – это лучшее, что я могу сделать», – неуверенно думала она, стараясь убедить себя. Она убрала с лица и пригладила волосы. Решимость преобразила ее лицо.

– Домой, – сказала она, стиснув зубы. – Домой, и развод. Он ублюдок, совершеннейший ублюдок, и я никогда его не любила. – Со сквозящим в каждом движении гневом она решительно направилась к коню и стала его седлать.

Именно такой и нашел ее Диего – яростно разжигающей свой гнев, полной решимости отправиться немедленно и скакать весь день. Она бросила на него пылающий взгляд:

– Нам надо как можно дальше отъехать от Лос Киеррос, Диего. Я почти уверена, что этот ублюдок погонится за нами не потому, что любит меня, а лишь потому, что я – его собственность, я принадлежу ему, во всяком случае так он считает.