И так же, как и во время беседы со Скассо, Дени не покидало смутное ощущение, что он соприкоснулся с совершенно иным пластом жизни, который он не в силах осознать или постичь – движение товаров и денег по законам, совершенно отличным от тех, которые обусловливают перемещение армий и поступки полководцев. Скассо и его сотоварищи в Италии, Рахиль и ее народ здесь, сарацины в Египте, греки в Византии – все они связаны сетью интересов и сведений, все поглощены своими собственными делами, и странным образом они совершенно выпадают из поля зрения мира, знакомого Дени, мира замков, военных лагерей, полей брани, политических интриг и религиозных конфликтов. У него в голове мелькнула, задержавшись всего на один миг, мысль, что тот, другой мир, возможно, и есть подлинный, тогда как его собственный представляет собой всего лишь разноцветную кисею, пестрой вуалью окутывающую реальность. Но эта догадка была слишком фантастичной, чтобы оказаться правдой, и она исчезла, едва появившись.
Во всяком случае, Рахиль уже поворачивала массивный ключ в замке железного сундука. Она достала мешок, который едва могла поднять, с трудом подтащила его к конторке и высыпала кучку золотых монет. Она отсчитала двести из них, сложила во второй мешок, Который крепко перевязала ремнем.
– Держи, – сказала она, вынула роговую чернильницу и перо и что-то написала на поручительстве Скассо. – Распишись в получении, – продолжала она. – Расписка на двести безантов. Возможно, я когда-нибудь и заполучу их обратно. Однако вот тебе подарок – еще пять золотых монет, которые тебе наверняка пригодятся в дороге. Я не питаю любви к королю Ричарду, совсем напротив, но я восхищена твоей верностью. Ты хороший мальчик. Подобные качества слишком редко встречаются в наше время.
Дени спрятал ее подарок в свой кошелек, а мешок поднял на плечо.
– Скассо признался мне, что воображал вас юной и прекрасной, – сказал он, широко улыбаясь. – Вы не молоды, но для меня, мадам, вы более чем прекрасны. – Он был доволен своей краткой речью, решив, что она достойна уроженца Пуату.
Дени возвратился во дворец ал-Амина, по дороге пережив беспокойство по поводу того, что среди узких улиц на него может легко напасть грабитель, догадавшийся о содержимом его мешка. Тем не менее ничего ужасного не случилось. Во дворце он обратился к слуге с просьбой проводить его к принцу. Его отвели в диван и предупредили, что следует набраться терпения, ибо ал-Амин находился со своим отцом в Цитадели. Он прождал более часа, усевшись по-восточному на полу и положив на колени мешок с двумястами золотыми монетами.
Наконец прибыл ал-Амин, а с ним два или три вооруженных человека, с которыми он озабоченно переговаривался. Заметив Дени, он отпустил их и подошел поздороваться. Дени поднялся.
– Мне не сказали, что ты здесь, – начал ал-Амин. – Прошу простить за то, что тебе пришлось так долго ждать. Суть в том, что я… – Он остановился, заметив выражение лица Дени. – Что-то случилось. В чем дело?
Дени не знал, что сказать. Он молча протянул ему мешок.
– Что это? – Ал-Амин невольно взял его. Его лицо застыло, когда он почувствовал тяжесть мешка.
– Это мой выкуп, – ответил Дени.
– Не понимаю. Как?.. – натянуто сказал принц.
– Некогда я оказал услугу одному человеку, и он возвратил мне долг.
Они стояли и пристально смотрели друг на друга, словно незнакомые люди, разделенные мешком с деньгами. На щеке ал-Амина, выше линии бороды, задергался мускул.
– А теперь ты хочешь уехать? – сказал он.
– Почему ты сердишься? Ты знал, что когда-нибудь это случится.
– Я не сержусь. И не виню тебя.
– Как бы то ни было, ты сам виноват, – сказал Дени, в его душе начали медленно разгораться искры гнева. |