Кристен вдруг улыбнулась, забыв свое плохое настроение. Эда, качая головой, отвернулась, удивившись резкой смене настроения девушки. Ройс тоже был сбит с толку. Уму непостижимо, как быстро она могла справляться со своими чувствами.

— Извини, — сказала Кристен, но вид у нее был совершенно не смущенный. — Я не хотела оттолкнуть тебя так сильно. Хотя сначала, может, и хотела, но сейчас я сожалею об этом. Извини.

— Однако это отнюдь не означает, что такое больше не повториться.

— Ты прав. — В ее глазах играли искорки смеха.

Ройс укоризненно улыбнулся.

— Ты ответишь, наконец, на мой вопрос?

Она пожала плечами.

— Я молюсь Богу моей матери.

— А почему ты не называешь его имени?

— Я только что это сделала.

Когда он непонимающе поднял брови, она объяснила:

— Бог моей матери это ваш Бог.

Он вздрогнул и сразу же посерьезнел.

— Разве такое возможно?

— Все очень просто. В течение многих лет викинги нападали на другие земли. Из этих военных походов они привозили с собой пленников-христиан. Среди них была и моя мать. Мать моего отца тоже была христианка. Что же касается моего отца и моих братьев, — добавила она со смехом, — то они не хотят рисковать и молятся сразу всем богам.

— А ты?

— А я верю в истинного Бога.

Он наморщил лоб.

— Тогда почему же ты защищала намерение своих друзей разрушить наш монастырь?

Она мрачно взглянула на него.

— Ничего я не защищала. Я просто пыталась их понять и хотела, чтобы и ты был готов это сделать. К тому же я тебе уже рассказывала, что брат не хотел сообщить мне о своих намерениях. Тогда я не сказала тебе, почему он утаивал свои планы от меня. Он был твердо уверен, что я буду его отговаривать. Поэтому он ничего мне не рассказывал. Потом он сошел на берег и погиб. В глубине души я понимаю, что на то была воля Господа, но во мне наполовину течет кровь викингов, и сердце мое жаждало отмщения. Ведь ты же не будешь отрицать, что будучи христианами, саксы не оставляют без возмездия смерть любимого человека?

Этого он действительно не мог отрицать. Хотя церковь преследовала кровную месть, справиться с ней не удавалось.

— Почему ты никогда не рассказывала мне, что ты христианка? — спросил Ройс.

— А что бы это изменило? Ведь среди твоих рабов есть и христиане, а ты все же обращаешься с ними, как с рабами.

— Кое-что это бы изменило, Кристен. Вера определенным образом связывает нас и дает мне недостающее средство для того, чтобы заключить с тобой еще одно соглашение. Теперь появилось нечто, чему я могу доверять.

Она подозрительно прищурила глаза.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Если ты поклянешься именем Господа, то я могу полагаться на твое слово. Поклянись мне, что ты никогда не попытаешься бежать отсюда, и я предоставлю тебе такую свободу, какой пользуются остальные слуги в замке.

— И больше не будет цепей? — спросила она недоверчиво.

— Нет, больше никаких цепей.

— Тогда я клянусь… — Она замолчала. Все произошло слишком быстро. Она давала клятву, не подумав как следует.

— Кристен!

— Боже мой! — взмолилась она. — Дай мне немного времени собраться с мыслями.

Никогда, сказал он, никогда. Никогда — это значит на все времена. А что будет, когда она ему надоест, когда появится женщина, жена, которая будет предупреждать все его желания? «Тогда жизнь здесь станет для меня ненавистной, — подумала Кристен.