Ройс щелкнул языком. Нет смысла осыпать себя упреками. Это произошло, и это еще не конец. Ему недостаточно один раз удовлетворить свое желание. Она желанна для него всегда. И противиться этому, все равно, что отрезать руку, когда поранен палец, — бессмысленно и вызывает еще большие страдания. Даже сейчас он желал ее. И если не будил, то только потому, что знал: он возьмет ее позже.

Какое пьянящее чувство — знать, что эта женщина в его власти. Раб, который стал рабом, попав в плен, имеет меньше прав, чем британцы, рожденные рабами, или свободные люди, порабощенные за какие-то грехи и не имеющие возможности заплатить за свою свободу. Церковь карает за жестокое обращение с этими рабами. Кто порабощен за преступление, может быть освобожден через год своими родственниками. Кто родился рабом, может купить себе свободу. Этим рабам разрешено продавать то, что они производят в свободное время. Но если это пленный раб — все по-другому. Его можно выкупать или нет, продавать или нет, убивать или нет. Решение принимают их господа.

Это делало Кристен его собственностью, с которой он может поступать, как ему заблагорассудится, без ограничений, как если бы она была его женой. Он может брать ее где и когда только пожелает, и она не смеет ему отказывать. Но особое удовольствие он получал от сознания того, что она не ненавидит его, что она наслаждается его телом так же, как он ее.

Если бы он поразмышлял еще пару минут в этом направлении, он бы не удержался и разбудил ее. Уже сейчас он не смог удержаться от того, чтобы погладить ее, прежде чем уйти. Он просунул руку между ее грудями, которые лежали одна на другой, и нежно взял одну в ладонь. Кристен улыбнулась во сне. Ройс тоже улыбнулся, увидев это.

Черт бы его побрал, но она может возбуждать разнообразными способами, он и сейчас еще находился в состоянии эйфории. Он спрашивал себя, знает ли она, что ее чувственная сила делает ее исключением из ряда женщин. Он не знал другой женщины, в ком можно было бы вызвать такую страсть.

Когда он оделся и спустился вниз, он решил хорошо провести этот день. Даже перспектива неприятного разговора с пленниками не могла испортить ему сегодня настроения. Он нашел их на площади перед домом, они стояли группой перед сараем, построенным для них, так как Вайте в ожидании Ройса не отправлял их на работу. Он перепоручил их Лиману, а рядом с ним находился лишь Торольф. Молодой викинг был настроен решительно, судя по взгляду, который он обратил к Ройсу, приглашая последовать за ним в сарай для беседы с глазу на глаз. Ройс подумал, что речь пойдет о чем-то важном лично для Торольфа.

— Я слышал, вы сегодня утром спорили о чем-то, Торольф. Ты расскажешь мне, о чем?

Цепи Торольфа гремели, когда он взволнованно ходил взад и вперед по сараю.

— Это? — Он сделал отрицательное движение рукой. — Это не суть важно. Бьярни сердит Отера своими шутками. — Он замолчал и посмотрел в глаза Ройсу. — Речь о Кристен.

Ройс задумчиво переваривал сказанное и сомневался, что сможет когда-нибудь выяснить, о чем же они спорили.

— Я правильно понял, что тебя тоже выводят из себя выходки Бьярни?

— Да. Кристен давно не с нами. Я должен с ней говорить… пожалуйста.

Ройс насторожился, так как знал, чего стоило воинственному викингу произнести это последнее слово. Он стал подыскивать мотивы такого его поступка. Это был мужчина, который часто охранял и защищал Кристен, когда она была еще переодета в юношу. Он уверяет, что он ее друг. Но так ли это?

— Как долго ты знаешь Кристен, Торольф?

— Всегда. Дома — соседи. В детстве вместе — купаться, кататься верхом, охотится. Моя сестра Тюра и Кристен — близкие подруги, очень близкие.

— Итак, она всего лишь подруга твоей сестры, а ты все же считаешь себя ответственным за нее.