– Король Дэвид! – повторил я. – Только не утверждай, что ты уговорила его присоединиться к моей армии. Никогда не поверю.

Мелюзина засмеялась.

– А я и не прошу. Нет, это сэр Джеральд взял его в плен после разгрома в Винчестере, и Дэвид предложил ему имение взамен за возможность бежать. – Она рассказала, как было решено не отдавать короля Дэвида в руки королевы, и Хью, спрятав его среди своих людей, благополучно доставил к шотландской границе. – Но сэр Джеральд не захотел перебираться в Шотландию. Он сказал, что не желает начинать все заново среди чужаков. Ведь ты рад, что ему достанется Эфинг, не так ли?

– Боже правый, конечно, рад. Я бы не возражал, даже если бы ты пожелала сразу передать ему имение, – и я предложу это. Жаль было бы потерять его. Мне нужно, чтобы он поделился умением вершить правосудие в Камбрии и научил тебя многому другому, чему, полагаю, отец не учил.

– Да, он многому не научил меня, – в ее голосе мне послышалась обида, однако из за темноты я не мог видеть выражения ее лица. – Он говорил, что красивые женщины не обязаны знать… ну, многих вещей.

Я поцеловал ее.

– Конечно, ты красива, но я думаю, что женщина должна знать как можно больше, чтобы суметь за себя постоять. Если мне придется уехать на службу королю, кто будет управлять Уллем? Ты должна уметь защитить его… – Я осекся, осознав смысл сказанного, и торопливо продолжил: – улаживать споры и делать все вместо меня.

– Я предпочитаю ничего не знать, лишь бы ты всегда был рядом, – голос ее вновь повеселел, и она так тесно прижалась ко мне, что в голову невольно полезли мысли о главной цели нахождения вдвоем, в одной постели.

К сожалению, тело мое еще не было готово следовать за мыслями, но это не обескуражило меня. Еще накануне я не был в состоянии даже помыслить о совокуплении. Судьба сына констебля вылетела у меня из головы, однако волноваться не приходилось, даже если бы кошмарные угрозы Мелюзины оказались правдой, поскольку сейчас я набирался сил гораздо быстрее, чем когда был под опекой Грольера. Полагаю, причиной тому было мое душевное состояние. Теперь я был счастлив, и это ощущение с каждым днем росло по мере того, как таяла странная тревога, таившаяся за улыбкой Мелюзины.

Позднее я узнал, что все это: ее веселость и смех, и обращение со мной как со здоровым, и этот отчаянный страх, от которого темнеют глаза, – пришло к Мелюзине в тот год, когда она ухаживала за умиравшей от запущенной болезни матерью. Вероятно, глядя на меня, она представляла мать, идущую к неминуемому концу. Вначале Мелюзина была убеждена, что я умру, и старалась как могла облегчить мои страдания. Но я все не умирал; напротив, мне становилось все лучше. И когда Мелюзина, поддразнивая меня, заявила, что я вовсе не больной, а ленивый, я почувствовал себя на верху блаженства и ощутил необычайный прилив сил.

Как бы там ни было, через неделю я уже прохаживался по комнате, а двумя днями ранее смог использовать наше супружеское ложе по прямому назначению. Когда я принялся ласкать Мелюзину, она поначалу пришла в замешательство, однако после робкого обследования убедилась, что мой господин Джон, не в пример сэру Бруно, может хорошо стоять и без посторонней помощи. Чтобы поберечь если не его силы, то хотя бы мои, Мелюзина была сверху, однако вела меня столь добросовестно и основательно, что мне пришлось передохнуть денек, прежде чем предпринять вторую попытку. Мой энтузиазм прибывал вместе с энергией, и во второй раз я вел игру гораздо дольше, а в третий – столь долго, что между этим и следующим совокуплением вынужден был вновь прерваться на день.

В середине второй недели выдался прекрасный день, и я спустился прогуляться в сад. На пути через двор замка я, к моей радости, был встречен приветственными возгласами Мервина и Фечина.