Не такого доброжелательного, великодушного и жизнерадостного, как тот, которого все мы любим.
Прищурившись, я угрожающим жестом вскинула кулак.
– С другой стороны, – быстро добавил он, – если просто чуть-чуть мазнуть медом по коже, это крошечное пятно будет воздействовать на сознание, и усталость мозга тебя не коснется.
– Воздействовать на сознание? – спросила Фестина. – Как это?
– Ох, Рамос! Если хочешь, я прочту десятичасовую лекцию о том, как это воздействие освободит определенные гормоны, которые окажут подавляющее воздействие на другие определенные гормоны, которые притормозят еще одну группу гормонов, и прочее… бла, бла, бла. Но, коротко говоря, если она согласится на кро-о-о-шечную трансформацию, этого хватит, чтобы компенсировать физиологические процессы, неуклонно снижающие работоспособность ее мозга. И, – он подмигнул мне, – подтолкнет заметно запоздавший процесс Созревания, который шадиллы искусственно сдерживали. Моя маленькая девочка, – Поллисанд захлюпал носом, – начнет взрослеть.
– А может, это просто твоя очередная шалость… Позабавиться захотелось? – сердито глядя на него, спросила Фестина. – Или, может, ты имплантировал в ее мозг какое-то устройство или ввел лекарство отсроченного действия еще тогда, когда четыре года назад спас ей жизнь? А теперь рвешься испачкать ее этим поганым кровавым медом, потому что хочешь, чтобы она превратилась в желе?
Поллисанд издал негромкий смешок.
– Ты мне нравишься, Рамос. То есть нравятся параноидальные идеи, которые рождаются в твоем сознании. Но если бы я действительно был способен предвидеть все и вживил ей в мозг имплантат, я бы, конечно, сделал так, чтобы его можно было активировать, только превратив маленькую частицу ее прозрачной кожи в желе. Как иначе я подтвердил бы свою репутацию самого вредного создания во вселенной? – Он посмотрел на меня. – Уверяю тебя, это совершенно необходимо, если ты хочешь спасти свой мозг. Кро-о-о-ошечная часть тебя должна стать желе.
– Хорошо, – сказала я, скрипнув зубами. – Если это необходимо…
– Да.
Поллисанд подошел к фонтану и окунул в мед носок ноги. Конечно, ничего страшного не произошло – можно не сомневаться, мистер Гадкий Вредина достиг той ступени эволюции, когда его кожа не страдает от меда так, как кожа низших существ.
– Где ты хочешь, чтобы я мазнул? – он вернулся ко мне на трех ногах, стараясь не прикоснуться ни к чему той, которая была в меду. – Может, на пятке? Там будет совсем незаметно. Или в нижней части позвоночника, прикрытой курткой? А может, над грудью, наподобие пурпурной татуировки?
Я повернулась к Фестине, собираясь спросить у нее совета… но, едва взглянув на нее, поняла, каков должен быть ответ.
Я подняла палец и ткнула им в правую щеку. Поллисанд оказался проворнее Фестины.
ЭПИЛОГ
ПОТОМУ ЧТО MHЕ ВСЕГДА ХОТЕЛОСЬ НАПИСАТЬ ЕГО
ТЫСЯЧА СКУЧНЫХ МЕЛОЧЕЙ
Быть капитаном огромного чужеземного космического корабля не так интересно, как вы, может быть, думаете, потому что это ужасное бремя. И бремя это в особенности велико у того, кто имеет лучшую подругу, которая все время беспокоится, как бы одно неосторожное слово, обращенное к корабельному компьютеру, не привело к «трагическому инциденту». Фестина диктовала мне все команды, которые я должна была отдавать кораблю-«вязанке», заставляла меня повторять их несколько раз по-английски и только после этого позволяла сказать то же самое на шадиллском языке. И даже при соблюдении всех этих условий она требовала, чтобы я думала, думала и думала над каждым шадиллским словом; короче говоря, приходилось притворяться, будто я усиленно размышляю над полученной инструкцией. |