– Эх,– встрепенулась вдруг Дарья,– теперь по всему дому раззвонит!

    – Кто раззвонит? – не понял я.

    – Соседка. Видишь, бабки на лавочке? Наверняка Капитолина наврет про тебя родителям с три короба.

    Прошли мы мимо старух, никого не задев, Дарья с ними даже поздоровалась.

    – Видели? – прошипела нам вслед старуха, которую называли то Капитолиной, то Семеновной.– Подозрительный парень. Похоже, иностранец. Слышь, Перфильева, это он у вас сквозь стену прошел?

    – Вроде он, а может, и не он.

    – Что на свете деется, Господи...

    Больше мы ничего не услышали, потому что в лифт вошли. Примитивный такой подъемник, который бегает с этажа на этаж. Я подобные видел на Аматее – правда, там они пошустрее были.

    – Ты постой здесь,– сказала Дарья.– А то не ровен час папа с мамой вернулись.

    Я возражать не стал, хотя Дарьина предосторожность мне не понравилась. По-моему, пришло время обо всем рассказать ее родителям. И я стал обдумывать, как бы мне все это поделикатнее сделать, потому как на Дарью надежда была плохая.

    – Заходи.– Дарья высунулась из дверей и махнула рукой.

    Баярд обрадовался моему приходу, замахал крыльями, что почему-то очень не понравилось Дарье, которая обозвала крылатого коня глупым лошаком. Баярд обиделся, сел в стороне и нахохлился как сыч. Я вежливо попросил Дарью обходиться с моим конем помягче и уж, во всяком случае, впредь не называть его лошаком. В конце концов ему просто скучно сидеть одному в четырех стенах, когда за окнами кипит шумная жизнь.

    – Правильно,– сказала Дарья.– Давай выпустим его на газон – пусть попасется среди белого дня. То-то соседи обрадуются. С милицией прибегут разбираться.

    – Милиция – это люди с блестящими пуговицами?– поинтересовался я.

    – А ты откуда знаешь?

    – Просто так спросил.

    Но Дарья мне не поверила – прицепилась как репей. Я ей и рассказал все, потому что врать не хочу и не умею. Хотя иногда мне кажется, что Ник прав: нельзя рассказывать всю правду людям с повышенной эмоциональностью, то есть женщинам. Дарья сильно расстроилась, даже заплакала.

    А что я, собственно, такого сделал? Подумаешь баксы, эка невидаль! Сама же сказала, что все на Земле делают дэнги – я-то чем других хуже?

    – Но твои фальшивые, чудак, фальшивые!

    – А вот и нет,– поймал я ее.– Капитан сказал, что мои дэнги настоящие – экспертиза их подтвердила.

    – Боже мой! – Дарья не только не обрадовалась, но расстроилась еще больше.– Он настоящие деньги делает из воздуха! Настоящие!

    – Не из воздуха, а из бумаги. Из воздуха я только краски синтезирую. У вас на Земле чего только нет в атмосфере – гадость на любой вкус.

    Но Дарья слушать меня не стала, ушла на кухню и загремела посудой. Сердито гремела. И ворчала себе что-то под нос. Я не прислушивался, потому что и так было ясно: она меня ругает.

    И мне стало почему-то грустно. Наверное, потому что она мне нравилась, а я ей нет. В этом и было все дело. Видимо, стрела все-таки ошиблась, а может, я что перепутал. В общем, мы сидели с Баярдом в кресле и грустили.