Что же касается меня, Джоэля Кэфтена, космического лейтенанта, я был напуган. Весьма напуган. Чудовища на незнакомой планете — это всегда весьма плохо, а уж если чудовища еще и невидимые, то это не планета, а ад. Я глянул в иллюминатор на широкую пустую равнину Беллатрикса IV, где местами росло нечто вроде отдельных деревьев, затем обернулся обратно к людям.

— Все, кто за создание поисковой группы, поднимите руку.

Большинство оказалось «за». Это было необходимо, и мы разделились. Нас было семеро — поровну никак не разделишь. Стигер был нужен нам в качестве доктора, но снаружи он был бесполезен. Холден был — теоретически — не так уж необходим, при нужде я и сам мог бы вести корабль, но мне очень бы этого не хотелось, и я оставил его внутри. Поэтому в поисковиках оставалось всего лишь пятеро.

Логично было бы разделиться на две группы, в одной — три, в другой два человека. Но на меня на секунду нашло какое-то затмение, и я заявил, что у нас будет три группы. При этом я не подумал, что какой-то бедолага должен будет пойти один.

Я взял себе Элтона, Фрамер выбрал Морро. А Янус остался один. Я готов дать себе в глаз всякий раз, как вспоминаю его. Какая безумная идея — заставить человека идти в одиночку!

Но сам Янус не возражал. Фил вообще редко возражал против чего-либо.

— Похоже, я — одинокий волк, — только и сказал он. — Хорошо, господа. Если услышите громкую тишину из моей бочки, неситесь ко мне со всех ног.

Воздушный шлюз был все равно открыт (у Беллатрикса IV есть почти земная атмосфера, что всегда является благом для космонавтов), и мы впятером вышли наружу.

Мы с Тэви пошли к месту кончины Флаэрти, оба весьма напуганные в душе. Когда продолжительность жизни составляет полторы сотни лет и сотня уже позади, вас не прельщает геройская смерть на чужой планете. Фрамер и Морро направились к гребню холма позади корабля, а Янус двинулся к рощице скрученных деревьев с красными листьями, метрах в двухстах от корабля.

Мы с Тэви шли медленно, бросая взгляды во всех направлениях. Как и прежде, мы не видели ни малейших признаков животной жизни. На Беллатриксе IV была разнообразная растительность (растения, основой которых был не хлорофилл, а какая-то железистая смесь), умеренный климат, спокойные реки настоящей воды Н₂О. И никаких животных. Разумеется, мы исследовали лишь небольшой кусочек планеты — два-три квадратных километра.

Кругом стояла полная тишина. И внезапно, в течение всего лишь двух быстролетных секунд, мы увидели первый признак животной жизни на Беллатриксе IV. Бедный Янус пулей выскочил из рощицы, а за ним неуклюже неслась причудливая тварь метра три в высоту, с атрофированными крылышками, мерцающими золотистой чешуей, и рядом извивающихся щупалец толщиной с карандаш.

Мы буквально застыли столбами. Эта тварь появилась из ниоткуда и собиралась прикончить нашего Януса. Я сорвал с плеча винтовку и выстрелил в ее чешуйчатое туловище, впрочем, без малейшего успеха. А Янус внезапно остановился, повернулся и какую-то долю секунды глядел на тварь.

Та тоже резко остановилась и посмотрела на него. Буквально на миг они впились друг в друга взглядами, затем чудище развернулось, бросилось назад и скрылось в рощице.

Янус же продолжал стоять, где был, закоченевший и мертвый.

Мы принесли на корабль второй труп и угрюмо расселись в общей каюте. По Флаэрти вряд ли кто станет убиваться или хотя бы скучать. Но Янус — это другое дело, он был всегда приветливым, умным, чрезвычайно способным юношей, и трудно было смириться с мыслью, что он мертв — убит взглядом Горгоны.

Потому что эта тварь из рощицы бесспорно была Горгоной. Первые подозрения дал нам доктор Стигер, сказав, что смерть была вызвана внезапным ударом по нервной системе.

Фрамер взглянул на него.