Хелен теперь стала частенько жаловаться и на Неудачника Каррена, и на высокомерное, снисходительное поведение Дженнертона. Но чем больше она говорила о Дженнертоне, тем больше времени проводил Каррен в своей мастерской. Он работал, работал и работал с отчаянной безнадежностью.

Но умение Дженнертона казалось невероятным. Помимо исправления неизбежных дефектов в поделках Неудачника, Дженнертон сам уже казался настоящим вместилищем и генератором «Сделай сам». Немыслимо быстро он сконструировал и создал робоняню, радио-тв, которое само включалось, когда показывали бейсбольные соревнования, и выключалось по их окончанию, самодвижущуюся младенческую люльку, автоматическую картофелечистку. И работало все это безупречно.

Неудачник Каррен все глубже и глубже погружался в работу в своей мастерской. Он сделался постоянно сердитым и раздражительным. Начала страдать его основная работа в конторе. Дети неделями не видели его. На жену он брюзжал в те нечастые моменты, когда вылезал из своей мастерской на свет божий. Но, тем не менее, все, что он придумывал и конструировал, для Дженнертона было не серьезнее, чем утренний чих, к тому же он словно стал получать настоящее удовольствие, выискивая недостатки в устройствах Каррена, которые тут же и исправлял.

Дом Каррена был переполнен самыми странными и немыслимыми вещами: автоматический сачок для бабочек, комплект оборудования для плаванья с аквалангом, тостеры с руками, которые сами резали булочки на ломти и намазывали их маслом. Каррен делал все, что было возможно сделать самостоятельно.

Идея кибернетического мозга пришла к нему в один прекрасный день, когда старший сынишка Билли спустился к отцу в мастерскую, чтобы попросить того помочь ему с домашней работой по математике. Когда Каррену стукнула в голову эта идея, его раздражение тут же сменилось на восхищение, и он погрузился в работу.

Огромная штуковина заняла все пространство бывшей комнаты для гостей. Каррен работал над ней много дней и ночей, чувствуя себя подобно Микеланджело в Сикстинской капелле, когда терпеливо подгонял одну крошечную детальку к другой и соединял их все вместе. Наконец работа была завершена, и он пригласил в гости Дженнертона для ставшей уже привычной демонстрации.

— Я начну с чего-нибудь простенького, — сказал Каррен, испытывая прилив чистой, младенческой радости, услышав, как Дженнертон присвистнул от изумления при виде громадного компьютера.

Он напечатал простое уравнение и ввел его в машину:

2Х + Х = 18

И немедленно защелкал ответ:

Х = 7

Каррен радостно замахал лентой с ответом перед носом у Дженнертона.

— Неплохо, — сказал Дженнертон. — Только она у тебя врет. Ответ в этом уравнении: X = 6.

— Что? — Каррен взглянул на ленту, затем стал листать учебник сына по алгебре и к своему ужасу увидел, что Дженнертон опять оказался прав. При первой же демонстрации машина совершила ошибку. — Попробуем еще раз, — сказал Каррен со всей сердечностью, которую вовсе не чувствовал.

3Х + Y = 24

Y = 6

Машина без задержки выдала:

Х = 7

Каррен бросился отчаянно просматривать ее схемы, выискивая, где там неладно. Но к тому времени, как он обнаружил ошибку, Дженнертон уже исправил ее, и компьютер радостно решал дифференциальные уравнения.

Почти неделю Каррен был во власти отчаяния, тихо сидя в гостиной и рыча на всех, кто приближался к нему. Он сидел и задавал себе один и тот же вопрос: почему так выходит, что весь мир может легко делать то, что получается у него, Каррена, криво и косо.

В доме Дженнертона появлялись все новые и новые устройства, но Каррен не мог смотреть на них даже из окна.

Однако постепенно все улеглось. Каррен возобновил повседневную жизнь, старательно избегая общества Дженнертона. И у него начала медленно созревать одна мысль.