Роботы вывели их в подземелье с нависающими над головой грубо обработанными сводами. Здесь, в тусклом свете, за решеткой, прямо на земляном полу бесформенной кучей тряпья жались друг к другу жалкие существа – грязные, ободранные, с изможденными, морщинистыми лицами, с всклокоченными седыми космами или абсолютно лысыми черепами. Их, обведенные синевой, глубоко запавшие глаза казались пустыми дырами, отчего создавалось жуткое ощущение, будто на полу копошатся живые скелеты. Для этих несчастных фарс с богато убранными отдельными комнатами, аттракционами и вкусной едой кончился навсегда.

С появлением Наны и Гагика существа начали подтягиваться к решетке – кто по-пластунски, кто на четвереньках. Они цеплялись за прутья скрюченными пальцами с распухшими суставами, с длинными загнутыми ногтями, которые некому и незачем было стричь, и издавали жалобные, звериные звуки, похожие на поскуливание. А потом все разом тоненькими плаксивыми голосами начали молить о помощи, всхлипывая и подвывая. Не выдержав этого зрелища, Нана отвернулась, спрятав голову на груди Гагика.

- Сема! Валера! Если вы здесь, отзовитесь!  – громко выкрикнул Гагик, стараясь перекрыть скорбный хор голосов.

Нытье и мольбы, как по команде, оборвалось и в наступившей тишине кто-то равнодушно-безысходным голосом произнес:

- Мы здесь.

Нана и Гагик бросились на голос, но в клубке старческих тел никак не могли отыскать тех, кто были их друзьями и одноклассниками.

- Да где же вы? Где?

           Из дальнего полутемного угла поднялись две руки Прижавшись лицом к липким, влажным прутьям, Нана завороженно всматривалась в две  дрожащие от напряжения старческие руки, силясь разглядеть за ними лица. Ухватившись за решетку, Гагик изо всех сил потянул ее на себя. Решетка лишь слабо вибрировала. Нана удивленно посмотрела на товарища.

- Что ты делаешь? Подожди. – И, обращаясь к неподвижно стоявшим роботам, приказала: - Поднять решетку! Быстро!.

Один из роботов, подойдя к вмонтированной в стене панели, нажал какую-то кнопку. Решетка вздрогнула и с металлическим скрежетом медленно поползла вверх. Жалкие, трясущиеся от внезапно наступившей старости существа, не веря в саму возможность освобождения, спешили протиснуться в образовавшуюся щель. Они лезли друг на друга, скатывались, расползаясь по полу, и снова карабкались, спеша оказаться по ту сторону решетки.

- Я сойду с ума... Я сойду с ума, - как в бреду, бормотала Нана, сжимая ладонями виски. – Это невозможно вынести.

Вдруг с двух сторон на нее налипло что-то холодное и шершавое.

- Ой, мамочки! – вскрикнула от неожиданности она, пытаясь сбросить с себя двух повисших на ней старушек.

- А мы тебя знаем.

- А мы тебя помним, - зашамкали те беззубыми ртами, хватая ее за руки. – Мы тебя любим.

- Да это ж подружки-сестрички, - догадалась Нана. – Отпустите! Тяжело ведь.

Разжав морщинистые руки, старушки шлепнулись, как первые дождевые капли, на пол и прохихикали:

- Угадала.

- Они самые.

Нана старалась не смотреть на них, чтобы не расплакаться.

Тощий старец с торчащими из-под кожи костями остановился у Наны за спиной и, тронув ее за плечо, хрипло спросил:

- А меня тоже узнаешь?

- Нет, извините, вас я не припомню, - растерянно проговорила Нана, разглядывая абсолютно лысый череп и редкую белую бороду, сквозь которую просвечивала дряблая, тонкая шея. Хотя глаза...

- Чушь собачья. Друзей так быстро не забывают. Ведь я-то тебя узнал, хоть ты и здорово изменилась.

- Ой, Господи, Сема! Неужели это ты?

- Ну. Собственной персоной. Разве не похож? А ты стала клёвой чувихой. Блеск! – одобрительно добавил он.

Нана во все глаза смотрела на него. Услышав их разговор, Гагик обернулся, да так и застыл на месте.