Мои мысли то и дело возвращались к родителям. Я представляла себе, как они выходят на палубу, испуганные, растерянные, похожие на детей. Их приводило в замешательство все, не имеющее отношения к Британскому музею. Им никогда не приходилось сталкиваться с суровой прозой жизни, и они в ней ничего не смыслили. О них всегда заботились другие люди, что позволяло им всецело погружаться в науку.

Где они теперь? При мысли о родителях меня охватывало противоречивое чувство, что-то среднее между нежностью и раздражением.

Я представляла себе, как они садятся в шлюпку и отец оплакивает не дочь, а утраченные записи.

Хотя, возможно, я ошибалась. Вероятно, они любили меня больше, чем я осознавала. Разве не назвали они меня Розеттой, в честь своего драгоценного камня?

Я обводила взглядом горизонт, напоминая себе, что я на вахте. Я должна быть готова, если вдруг увижу корабль. Я сняла нижнюю юбку и привязала ее к куску дерева. Если увижу что-нибудь, напоминающее другое судно, я разбужу Джона, и мы не теряя времени начнем размахивать моим самодельным флагом.

День медленно клонился к закату, но ничего не происходило. Нас по-прежнему окружала безбрежная водная гладь. Вода была повсюду… Она тянулась до самого горизонта. Куда бы я ни глядела, везде была одна пустота.

Когда стемнело, Джон Плайер проснулся. Ему стало стыдно, что он так долго спал.

— Тебе это было необходимо, — успокоила я его. — Ты был совершенно измотан.

— И все это время ты несла вахту?

— Я клянусь, что нигде не было ни малейших признаков кораблей.

— Когда-нибудь эти признаки появятся.

Мы сделали еще по глотку воды и съели по галете.

— А как же мистер Лоример? — спросила я.

— Когда он проснется, мы и ему что-нибудь дадим.

— Это нормально, что он все время без сознания?

— Думаю, что нет, но что мы можем поделать? Может, это и к лучшему. Должно быть, эта нога причиняет ему немалые мучения.

— Жаль, что мы не можем ему помочь.

Он покачал головой.

— Увы, это так. Все что могли, мы уже сделали. Мы вытащили его из воды.

— И ты сделал ему искусственное дыхание.

— Как мог. Хотя, похоже, у меня получилось. Но это и все.

— Ах, если бы нас подобрал какой-нибудь корабль.

— Я всецело разделяю твое желание.

Спустилась ночь… наша вторая ночь. Я задремала, и мне приснилось, что я на кухне дома в Блумсбери. «Именно в такую ночь был убит польский еврей…»

Именно в такую ночь! Я внезапно проснулась. Лодка почти не двигалась. В темноте я различила силуэт Джона Плайера. Он смотрел вдаль.

Я закрыла глаза. Мне хотелось вернуться в прошлое.

Наступил второй день. Море было спокойным, и меня опять поразило одиночество океанских просторов. Казалось, что во всем мире нет никого и ничего, кроме нас и нашей лодки.

Утром Лукас пришел в сознание и спросил:

— Что с моей ногой?

— Наверное, сломана кость, — ответила я. — Сейчас мы ничего не можем с этим сделать. Джон думает, что скоро нас подберет какой-нибудь корабль.

— Джон?

— Джон Плайер. Он просто герой. Он нас спас.

Лукас кивнул.

— А еще кто-нибудь тут есть? — спросил он.

— Нет, только мы втроем. Мы в спасательной шлюпке. Нам сказочно повезло.

— Я очень рад тому, что ты здесь, Розетта.

Я улыбнулась ему.

Мы дали ему немного воды.

— Хорошо, — вздохнул он. — Но я чувствую себя таким беспомощным.